Филипп Август

– Оно уже найдено, – отвечал Эрмольд. – Хотя рассудок у графа не на месте, однако он не совсем потерял воспоминание о своей привязанности к моему господину и, сознавая, что сам не в состоянии заниматься этим делом, вручил мне десять тысяч крон с приказанием выкупить сира де Куси. Вот это именно и затрудняет меня, потому что я не смею ехать в Руан с такой большой суммой. Тогда я подумал, что вы можете выпросить для меня эскорт у короля, поэтому-то и приехал к вам. Если вы это можете, то господин мой спасен; в противном случае, хоть я и пойду на все опасности, чтобы спасти моего рыцаря, однако не ручаюсь за успех при настоящем положении дел. Во всяком случае, если через два месяца вы не получите от меня известия, то смело можете думать, что я убит разбойниками, и тогда просите самого короля позаботиться о моем господине. Ведь это по его приказанию сир де Куси попал в такую беду, так уж наверное король не откажется помочь ему.

– Молодой человек, я доставлю тебе эскорт и самый надежный, – сказал отшельник, несколько подумав. – Сир Франсуа де Руси Монжуа, королевский герольдмейстер, считает себя обязанным мне и будет рад, если я попрошу у него дать тебе в провожатые герольда. Но теперь поздно и небезопасно возвращаться в Париж. Завтра утром мы займемся этим делом.

Эрмольд ночевал в келье пустынника, который не преувеличивал своего кредита у герольдмейстера, потому что паж через два дня после этого отправился в Руан в сопровождении герольда и шута Галлона, который отыскал Эрмольда и силой навязался к нему в попутчики, говоря, что ему любопытно видеть, какую фигуру представляет из себя Куси в тюрьме.

Вернемся на несколько дней назад в Руан, город в Нормандии.

В те времена находилась на берегу Сены высокая и крепкая башня мрачного вида, служившая тюрьмой. Сюда были заключены Артур Плантагенет и Ги де Куси.

Комната, отведенная им, была довольно обширная, но низенькая и сырая, с тяжелыми сводами, которые поддерживались двумя рядами колонн. Свет попадал внутрь сквозь узенькое отверстие бойницы, выходившей на Сену, но этого не хватало, чтобы разогнать мрак, царствовавший в комнате. Свет служил только слабым проводником во мраке.

Обстановка этого печального жилища соответствовала его унылой наружности. Груда свежей соломы лежала в одном углу и служила постелью для Куси, в другом углу стояло жалкое подобие кровати, прикрытое лохмотьями вместо белья и одеялом для принца Артура. Кроме того, тут были два стула – неслыханная тогда роскошь в темницах – и дубовый стол между двумя столбами.

У этого стола сидел принц Артур, положив голову на руки. Время шло к вечеру; день был жаркий, солнце обливало землю светом и теплом. Узкий его луч пробрался в окошко и упал на принца, озарив на минуту его роскошные, теперь поношенные одежды, и позолотив прекрасные белокурые волосы, которые в беспорядке разметались по плечам.

Неподалеку от него стоял Куси, прислонившись к колонне. С грустным участием он смотрел на Артура, но молчал, зная по опыту, что есть такие горести, которым не надо мешать, потому что желание утешить только увеличивает их.

Артур и Куси вчера были приведены в Руан и тотчас же заключены в эту темницу. В первые дни заключения, пока Вильгельм Солсбери, лорд Пемброк и другие сановные англичане, известные своей честностью и великодушием, находились при короле Иоанне, с обоими пленниками обращались так, как следовало обращаться с людьми высокого звания, выказывая им вежливость и даже почтительность.

Но Иоанн Безземельный со свойственной ему хитростью сумел удалить мало-помалу всех вельмож, мешавших ему, и под предлогом возмущения баронов в Пуату приказал отвести пленников в Руан, куда и сам прибыл в тот же вечер.

Артур мужественно выносил свое несчастье, и хотя лицо его побледнело и осунулось от горя и утомления, хотя угас огонь в его глазах, однако он проявлял столько безропотности и достоинства в несчастье, что даже Куси был поражен.

Но бремя печали тяжко угнетало благородного юношу, и когда во время путешествия их запирали на ночь в какой-нибудь тюрьме, где он оставался наедине с Куси, часто он не мог сдержать порывов отчаяния, плакал и рыдал.

Глубоко тронутый этим соединением силы и слабости, рыцарь всеми силами души привязался к этому юноше, блистательные надежды которого были так скоро и так жестоко разбиты и уничтожены, и полюбил его, Он забыл про свое личное несчастье, переживая только о несчастье Артура, и ломал себе голову, как бы придумать какое-нибудь развлечение, чтобы оторвать бедного мальчика хотя бы на несколько минут от воспоминаний о безвозвратном прошлом, от размышлений о будущем, еще печальнее прошлого, ведь будущее сулило смерть или заключение до конца дней.

Пока им предстояла утомительная дорога, рыцарю удавалось забавлять принца. Новые впечатления, разнообразные картины представляли обильный источник развлечений.