Фильмы-сказки

Обомлел Степан… Сквозь зеркало смотрел, подмигивал веселый молодой красавец — черноусый, чернобровый, черноглазый, озорной!.. Лет на пятьдесят помолодел Джованни! Вот так зеркало! Попробовали на другом: взглянули на башмак дырявый — его бы за окошко в море выбросить. Ан нет, пожалуй, и нельзя: башмак новешенький, нет ни царапины, ни дырочки, блестящий, черный, пряжка золотая, словно месяц темной ночью… Отвели в сторонку зеркало — и по прежнему как был башмак дырявый, так башмаком дырявым и остался!.. Ай чудеса веселые!..

Вот тут и рассказал Степан своему другу про наказ Любавы. Призадумался старик, глаза прищурил, серебристые усы свои разгладил.

— Никому другому ни за что б не уступил! Королева приезжала — мешок золота сулила. А что мне золото? Мы старые друзья, Стефанио! Бери игрушку! Пусть твоя Любавушка смеется. Это хорошо! А я для развлеченья сочиню себе другое зеркальце, не этому чета! Для того-то ведь и существует наше ремесло-искусство, чтобы людям была радость!

Взволновался кормчий, крепко обнял друга и по русскому старинному обычаю отдарил его подарком драгоценным — преподнес ему соболью шубу, да такую, что и королям во сне не снилась.

— Хоть страна твоя и теплая, — смеялся кормчий, укутывая старого Джованни в редкостную шубу, — а все ж зимой-то, верно, сквозняки бывают и туманы? Дровишек, поди, тоже не всегда достанешь?

Простившись за полночь с великим мастером хрустальных дел, Степан с Кондратом сели в лодку и уплыли, увозя с собой бесценное «сквозное зеркальце».

А наутро корабль, закончив все торговые дела, покинул город и ушел прямехонько на юг, к таинственным и жарким африканским берегам.

Великая пустыня лежала за прибрежными холмами, дыша томительно палящим зноем. Огромнейший базар на берегу залива шумел, сверкал, переливался всеми красками. Здесь корабли пустыни встречались с кораблями моря. Верблюжьи караваны доставляли груз из самых отдаленных стран материка. Торговали золотом и драгоценными камнями, шелками, страусовыми перьями, шкурами зверей, а также попугаями, мартышками, а иногда живыми тиграми и львами.

Степан и его верный друг Кондрат протискивались сквозь толпу, чтоб поскорее пробиться к крытому базару, где в полумраке и прохладе расположились самые знатнейшие купцы.

В пути Кондрата восхищало все: верблюды, кони, черные бурнусы берберийцев, пестрые халаты, белые чалмы и фески, гортанный говор, спор и грохот барабанов и острый запах незнакомых блюд, которые приготовлялись здесь же, на открытом воздухе.

Неистово орали попугаи, противно верещали обезьяны. Вдруг над самым ухом у Кондрата раздался грозный рев. Огромный лев, «король Сахары» сидел в надежной клетке, но и в неволе он был страшен. Кондрат, махнув рукой на солнце и жару, готов был простоять здесь целый день, но кормчий торопил, и несколько минут спустя друзья сидели в каменной лавчонке купца Гассана эль Кэбира.

Купец Гассан — ленивый, смуглый, очень толстый человек — отлично знал Степана Емельяныча — они встречались много раз. Но по обычаю жарких стран никто не начинает говорить о деле сразу. Поэтому беседа шла о чем угодно: Гассан заботливо справлялся о здоровье дочерей Степана, Степан был искренно встревожен тем, что бабушка Гассана во второй раз вывихнула ногу, поговорили о погоде, о верблюдах, поговорили о стальных кольчугах русских, которым не страшны ни стрелы, ни мечи, о ценах на товары и, наконец, как будто невзначай, о жемчугах и изумрудах.

Кондрат, напившись кофе, сладко спал на шелковых подушках. Но вот все церемонии окончены. Гассан эль Кэбир с уважением взглянул на собеседника, умевшего ценить учтивость.

— Я знаю, что ты ищешь, храбрый мой эмир-уль-ма! — сказал купец Степану и, затянувшись дымом из кальяна, на несколько секунд умолк.

«Эмир-уль-ма»! В устах араба это слово было высшей похвалой: эмир-уль-ма обозначает «повелитель моря», адмирал.

Тем временем Гассан опять открыл свои ленивые глаза.

— Ты ищешь, — продолжал он, — жемчуга, рубины и сапфиры, причем такие, что сияют в темноте светлей, чем звезды ночью! Твоя высокоуважаемая дочь — источник чистой красоты — просила привезти ей золотой венец. Ты добрый друг, и я тебя обманывать не стану. Действительно, как будто были у меня такого рода камешки… Как будто был и золотой венец… Сперва мы их посмотрим… ночью!

Он дважды хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали два кудрявых негритенка. Они были темны, как черный бархат, но зубы и белки их глаз сверкали белизною снега. Один держал в руках зажженную свечу, другой — парчовую подушечку, прикрытую платком. В одно мгновенье дверь была закрыта, и в лавке наступила темнота.

Гассан сорвал с подушки шелковый платок, сверкнули разноцветные огни, — Степан увидел золотой венец, унизанный волшебными камнями. Купец надел его на голову кудрявого мальчишки и погасил свечу.

— Пожар! — проснувшись закричал Кондрат.

Шурша босыми пятками, мальчишка танцевал по комнате. Он был невидим, но в глубокой тьме над головой его сверкали зеленые, голубовато-синие лучи камней, и лишь рубины пылали огненными розами.