Фильмы-сказки

— Эге, да где ж я очутился? — вслух промолвил кормчий. — Где ж кораблик мой, дружина моя? Однако буря улеглась и ветер добрый. И надо быть, найдут меня. Вернутся.

Вышел на тропинку, обернулся к лесу, закричал:

— Э-гей! Э-ге-ге-гей!

— Ге-ге-гей! — ответило эхо.

Подождал Степан — все тихо. Поднялся на горку — с горки-то виднее — и опечалился: нет в просторах океанских милых его сердцу парусов, — зыбь одна, сверканье поднебесное.

— А вот и полдень близко, пора бы и обедать, — грустно усмехнулся кормчий. — Мастерица дочка Настенька обедом угостить, и особливо хороши бывали щи, да пироги с грибами, да гуси жареные с яблоками!

Не успел подумать — смотрит, а под дубом стол стоит накрытый: тут и щи, и пироги с грибами, и поросята, гуси, тут и квас, и мед, и чарочка заветная.

— Ну дела-а! — сказал Степан. — Да расскажи мне кто-нибудь другой такую сказку, ни за что бы не поверил!

Но голод — не тетка. Сел Степан к столу, и вмиг придвинулась к нему тарелка золотая, ложки в нетерпении запрыгали, и заработали ножи: вот, мол, пирожка отведайте, гуська, а может, поросеночка? Глянул кормчий на кувшин, а тот того и ждал: поднялся в воздух и наполнил чарочку густым вином. Тут и гусли-самогуды где-то заиграли!

Хорошо на вольном воздухе!

Кушает Степан, похваливать не успевает.

— Вот это щи — так щи! Ай пироги! Ах гуси хороши! Еще бы чарочку! Благодарю покорно! — А после встал и, чару высоко поднявши, здравицу старинную провозгласил: — Хозяину гостеприимному за хлеб, за соль спасибо!

— Гостю дорогому на доброе здоровье! — сердечно отозвалось эхо и в смущении умолкло.

Но удивляться было некогда, а думать… Где ж тут думать? Тут бы подремать… Откуда ни возьмись стоит в тени кровать с периной, а над ней зеленый шелковый шатер, чтоб комары не беспокоили. Вошел Степан в шатер, и опустились за ним шелковые занавески. Опять запели, зазвенели гусли-самогуды, поиграли и умолкли.

Спит Степан, и снится ему дом родимый, дочери любимые, корабль, морские карты, аленький цветочек…

День уходит, близится вечерняя заря. Проснулся кормчий. Вышел из шатра веселый, бодрый, отдохнувший. Шелком прошуршав, исчез шатер. Но к чудесам легко привыкнуть, поэтому Степан и глазом не моргнул: — Исчез, ну, значит, так и надо!

Одно лишь непонятно: стоит над островом глухая тишина, не слышно пения птиц, хотя бы воробей чирикнул, хотя б ворона каркнула. И только комары неугомонные звенят, звенят, звенят! А тут тропинка под ногами у Степана объявилась, ведет, зовет куда-то в глубину лесную.

— Пойдем! — сказал Степан. — Мы, корабельщики, не робкого десятка люди!

Пошел… Растут вокруг деревья небывалые, дышать легко, вольготно. Идет и видит кормчий — за могучими стволами блестит, сверкает алый огонек. Костер? Нет, не костер! Заря? Нет, и не заря! Всмотрелся, вскрикнул кормчий и бросился вперед… Открылась перед ним лесная тихая поляна, пригорочек муравчатый, а на пригорке — свет сияющий, цветочек аленький, живой, трепещущий, приветливый.

Взглянул Степан и понял — нет прекраснее цветка на белом свете!

— Так вот о чем просила дочка Настенька, так вот он где, ее цветочек аленький! — прошептал Степан и, обернувшись к лесу, крикнул громко: — Эй, отзовись, хозяин ласковый, откликнись!

Молчание… Никто не отозвался.

Нагнулся кормчий и сорвал цветок, но тотчас уронил его на землю. Сверкнула молния, ударил гром, деревья сдвинулись, сомкнулись, заперли поляну, — нет ни выхода, ни входа! Выросли из-под земли упругие лианы, охватили кормчего со всех сторон, скрутили руки- ноги, так стоймя к земле и приковали.

Заговорил тут чей-то голос гулкий, страшный, полный гнева:

— Что ты сделал? Как посмел сорвать любимый мой цветок, краше коего, сам видишь, нет на белом свете! Как дорогого друга встретил я тебя… а ты, словно вор…

— Нет, нет! — вскричал Степан, пытаясь вырваться.

— … Аты, словно вор, черным злом за добро отплатил! — гремел неумолимый голос.

— Нет! — ответил кормчий, гордо вскинув голову. — Я не вор и зла не замышлял! Я честный корабельщик! Я искал тот аленький цветочек по всему по белу свету!

— А зачем тебе цветок?

— Меньшая дочка, Настенька, просила!

— И ты в угоду ей такую красоту сгубил? Не верю! — Голос зазвучал еще враждебнее, еще страшнее. — Говорит с тобой чудо лесное, диво морское. Подослан ты врагом моим — ночной колдуньей злою!

— Не знаю никакой колдуньи!

— Молчи и трепещи! Погибнешь смертью лютой!

Но тут Степан не выдержал и рассмеялся:

— Я смерти не боюсь и перед нею трепетать не буду! Не на таковского напал! А, видно, ты меня боишься, коль связал!

— Боюсь?!.. Тебя?.. — удивленно спросил голос, и в тот же миг лианы отпустили кормчего, упали наземь и рассыпались в куски.

— Вот так-то лучше! — сказал кормчий, потирая руки. — А ты, морское чудо, пошто не откликался, когда я тебя звал? Однакоже вина моя — мне и ответ держать. Дозволь мне только…

— Что тебе дозволить, храбрый человек? — спросил гораздо мягче и спокойнее гулкий голос, и тотчас в глубине поляны Степан увидел очертания чуда лесного, дива морского, — не зверь, не человек, ужасной силы существо — глаза большие, темные, а в них тоскливая печаль.