«Филологическая проза» Андрея Синявского

«Обратная перспектива», избранная в качестве доминантной формы научной рефлексии, позволяет Синявскому-Терцу через «позднего» Гоголя (как казалось, отошедшего от творчества) увидеть Гоголя «творческого», пишущего, созидающего и осознать единство его ипостасей. Потому, по Синявскому-Терцу, «самой гармонической личностью в русской литературе был, безусловно, Пушкин, но Пушкину то единство, на какое покусился Гоголь, и не снилось» (с. 173). В представлении Синявского-Терца Гоголь оказывается цельной и «равной себе» личностью, не достигшей кризиса в конце жизни, а преодолевшей кризис, в полной мере реализовав в себе те интенции, которые составляли его человеческую (личностную) сущность. «Гоголь со своей карикатурной внешностью, карикатурной психикой, карикатурной судьбой воспроизвел образец, который всегда и бесконечно будет манить человечество. Образец гармонической личности человека, заключающей собою единство всевозможных совершенств и достоинств. Не так, что с одной стороны писатель, а с другой христианин, с одной стороны умник, а с другой патриот, а так, чтобы все эти умы и таланты сливались в одно целое, взаимно помогая друг другу, перетекая и образуя стройный оркестр богоподобного Гоголя» (с. 172).

Таким образом, можно заключить, что в книге «В тени Гоголя» автор сделал значительный шаг вперед, с одной стороны, «учтя» упреки в «расхристанности» слога «Прогулок с Пушкиным» и в значительной мере «нейтрализовав» его, с другой – оставаясь верным принципу «чистого искусства», в том числе «чистоты» и свободы науки об искусстве (литературе), предложил неординарные (подчас спорные, но перспективные) наблюдения над творчеством и личностью Гоголя.

В целом можно согласиться с точкой зрения исследователя Т. Э. Ратькиной, что «между терцевскими произведениями о Пушкине и Гоголе очень много общего: интимность и эмоциональность тона, обилие ярких метафор, диалогичность, неприятие любых стандартных, окостеневших представлений о творчестве великих писателей, попытка проникнуть в художественную вселенную Пушкина и Гоголя через внутренний мир ее создателей, философские рассуждения об искусстве и т. д.»[176]. Однако, как показано в главе, в отличие от «Прогулок с Пушкиным», построенных строго по хронологическому принципу, высвечивающему эволюцию творческих взглядов поэта, наррация в «В тени Гоголя» организована «обратной перспективой» исследования, которое в меньшей степени, чем в «Прогулках…», связано собственно с текстами произведений, но в главном ориентировано на понимание «загадочной» личности Гоголя, его творческой и религиозной философии, ее истоков и природы.

В этом плане наиболее значительные художественные тексты Гоголя – «Ревизор» и «Мертвые души», пропущенные через призму поздних гоголевских «Выбранных мест из переписки с друзьями» – дают исследователю материал, позволяющий на метатекстуальном уровне, во-первых, эксплицировать ранее не выявленные особенности неоднозначно-сложного поэтического мира Гоголя, во-вторых, на этом фундаменте спроецировать абрис философической сущности гоголевской личности, не распадающейся (как традиционно принято считать) на Гоголя «раннего» и «позднего», но увиденного Синявским-Терцем в его синтезе и синестезии.

Как и в «Прогулках с Пушкиным», тема творчества и предназначения поэта и поэзии остается в центре «В тени Гоголя», но она структурируется принципиально в ином аспекте – на первый план выходит тема творческой личности Гоголя, совокупная в своей художнической и личностной составляющих. В отличие от традиционных гоголеведов Синявский-Терц не усматривает «кризисности» в Гоголе времен «Выбранных мест из переписки…» – идея Синявского-Терца простирается на весь жизненный и творческий путь писателя, им самим дефинированный как поиск смысла, высшего человеческого предназначения, подъема ввысь по бытийной лестнице от житейской «бессмыслицы» к красоте беспредельного «дружелюбия» и человеколюбия.

На этом пути «кульминационный» в творческом плане «Ревизор», привычно осознаваемый высшим достижением Гоголя-художника, у Синявского-Терца квалифицируется как отступление Гоголя-личности от самого себя сущностного, «внутреннего», тогда как незавершенные «Мертвые души» знаменуют возвращение писателя «на круги своя», приобщения к себе изначальному, истинному.