«Филологическая проза» Андрея Синявского

При этом масштаб философско-религиозной приверженности (растворенности) Гоголя, по Синявскому, оказывается вселенским, наднациональным. Исследователь прослеживает протестантские и католические «пристрастия» Гоголя, закрепляя корни веры писателя (вновь в опоре на эпистолярий) в православии. И в этой связи примечательно, что Синявский одним из первых приходит к вопросу об «итальянизированной» композиции «Мертвых душ». Причем «не по Данте», а по канону католичества. Действительно, может показаться неожиданным (с поверхностной стороны), что композиция поэмы опосредована католической структурной терцией: ад – чистилище – рай, тогда как православию свойственна диада: ад – рай. «Ступенчатость» католицизма, его постепенность и трехэтапность ближе опасениям Гоголя, связанным с «неготовностью» человека (любого человека, по Гоголю) к прохождению сложного пути «христианского самопознания» (с. 124).

Синявский-Терц различает в облике Гоголе «неслыханную жажду синтеза» (с. 141), когда нет необходимости и потребности разделять поэта и человека, творца и религиозного мыслителя. Тема творчества (поэта и поэзии) применительно к Гоголю обретает у Синявского категорически иной абрис, чем, например, ранее в связи с Пушкиным. Еще в «Прогулках с Пушкиным» Синявский-Терц реанимировал строку К. Рылеева «Я не поэт, а гражданин» в ее некрасовской огласовке: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» (с. 399). Причем в «Прогулках…», как помним, автор уверенно приписывал ее Ломоносову (с. 399). В связи с творческим «предназначением» Пушкина Синявский говорил о доминанте Поэта над Гражданином, отстаивая концепт «чистого искусства» («свободного искусства»). В размышлениях же о Гоголе исследователь расширяет аргументацию и актуализирует цитату из письма П. А. Вяземского о том, как Пушкин иронизировал в адрес рылеевской сентенции: «Если кто пишет стихи, то прежде всего должен быть поэтом: если же хочешь просто гражданствовать, то пиши прозою» (с. 145). Однако применительно к оппозиции «свет» «-> «тьма» (Пушкин <-» Гоголь) Синявский не делает примитивной контрапунктурной перестановки, не поднимает в Гоголе Гражданина над Поэтом. В случае Гоголя Синявский-Терц приходит к более глубокому наблюдению, что «корни его гражданственности, как и общественной активности вообще, лежат глубже, в самой его поэтической природе» (с. 145), в единстве поэта и гражданина. В сложной личности Гоголя Синявский-Терц не разделяет слагаемые (впрочем, как не делает этого и применительно к Пушкину), стремится разрешить «загадку личности» (с. 144) Гоголя в их совокупности, дополнительности и суммарности. «Гоголю вообще не свойственно раздвоение на поэта и деятеля (или кого-то еще), и упорнее, чем кто-либо, он стреми<т>ся к их стройной гармонии в укрупненной и целостной личности поэта, которая, не изменяя своей природе, соединяет черты, встречающиеся в жизни обычно в разрозненном состоянии – деятеля, поэта, ученого, моралиста и т. д.» (с. 141).

Синявский-Терц не боится противоречий, не упрощает сложностей. Он готов признать: «Между тем Гоголь без запинки бы повторил (и практически – повторил) рылеевский тезис, придав ему более глубокий аспект: кому как не поэту гражданствовать! Поэт, на его резон, и гражданином должен быть первостатейным, и человеком лучше некуда, поскольку уже звание поэта предполагает социальную и нравственную значимость, имеющую тенденцию к беспредельному разрастанию» (с. 145). Исследователь не выбирает одно из двух, но на примере личности и творчества Гоголя демонстрирует синтез, синтетичность, синергию разносторонних интенций (дара, таланта, философии) Гоголя. «Мало кто был настолько целен внешне и внутренне, человечески и творчески, как Гоголь» (с. 153), – заключает исследователь.

Для Синявского-Терца в Гоголе человеке и творце совершенству служат все мелочи и странности. «Подвиг позора, подвиг сожжения неудавшихся рукописей, подвиг скитания по европейским курортам… Это было, конечно, нелепо, комично, но в том-то и суть, что всё, что ни писал и ни делал Гоголь, являлось, согласно его внутреннему голосу, либо подвигом, либо приготовлением к таковому» (с. 154). И при этом Синявский вновь актуализирует сопоставление с Пушкиным: «Как для Пушкина всякая поэтическая работа – безделица, так для Гоголя – подвиг» (с. 154).