Философические письма, адресованные даме (сборник)

А. И. Тургеневу

Басманная. 15 февраля 1845

Вот письмо к Сиркуру. Оно давным-давно написано, но как-то долго ждало попутного ветра. Из него узнаешь кое-что. О прочем с удовольствием бы к тебе написал, несмотря на проказы вашего превосходительства, но, право, нет ни времени, ни сил. Мы затопили у себя курную хату; сидим в дыму: зги Божией не видать. Сам посуди, до вас ли нам теперь? Сиркуру, нечего делать, надо было написать. Митрополит тебе кланяется. Он так же мил, свят и интересен, как и прежде. Ваши об нем бестолковые толки оставили его совершенно равнодушным и не нарушили ни на минуту его прекрасного спокойствия. О последней статье «Сеятеля» не успел еще написать Сиркуру ни слова; но вчера за обедом у К. В. Новосельцовой узнал, что владыка и за это не гневается.

И. В. Киреевскому (май)

Я очень желал вас нынче у себя видеть, любезный Иван Васильевич, чтобы с вами прочесть речи Пиля и Росселя; но так как вы, вероятно, ко мне не будете, то я посылаю к вам лист дебатов с этим западным коммеражем[136]. Не знаю почему мне что-то очень хочется, чтобы вы это прочли. Может статься, вы спокойно заметите, что в этом явлении европейской образованности находится одностороннего и передадите впечатление ваше без ненависти и пристрастия.

Кн. Н. Д. Шаховской

Дело Ласавиновой на ходу, дорогой друг. Я думаю, что нет нужды писать об этом Акинфьеву. Это можно устроить через Панина. Вы знаете, впрочем, что Миквиц лечит у Ренваль. Я провел вчера ужасный день, пришлось даже послать к Сокологорскому, которого не нашли. Миквиц заходил утром, но до припадка. Сегодня мне немного лучше. Пришлите мне, пожалуйста, Сокологорскаго, – если он не придет сегодня утром, конечно. Недавно Эванс обедал со мной вдвоем, и мне было так хорошо, что я обещал пойти с ним к Орловой, трогательное приглашение которой он мне передал. Вечером пришел Салтыков, чтобы пригласить меня от имени кн. Сергея Голицына на обед к нему в воскресенье. Ему я тоже обещался быть. Сегодня же я не могу и думать об этом. Я опять в полном упадке. – Орлова наняла квартиру в доме Фош, напротив Павловых, – мы почти соседи. К несчастью, я не смогу воспользовался этим. Когда она там водворится, я, наверное, уже буду в своей могиле в Дмитрове. У меня много есть, что вам сказать, только писать слишком длинно. Мне нечего и думать о том, чтоб выйти до 10-ти часов, – если я вообще выйду. Вам нездоровилось? Как вы себя чувствуете теперь? Какие вести от Ивана? Когда я могу послать Лизе мое прощальное письмо? Управляющий Левашовых приходил ко мне просить отсрочки до 1-го сентября. Надо будет постараться прожить до этого времени.

Кн. Н. Д. Шаховской

Что вас не видать, дорогой друг? Вам вероятно сказали, что мне лучше. Неправда. Я обедал, действительно, в Кузьминках в воскресенье. Я вообразил тогда, что я здоров, вот и все. Тот день я провел очень хорошо, но сегодня я в прежнем состоянии. Мы говорили с И. М. Кочетовым о вас и о Лизе. Я встретил там тьму старых знакомых и самое любезное внимание со стороны княжон. На обратном пути я заблудился. Я хотел бы вас повидать, чтобы поговорить с вами о вещах, которые вас не удивили бы и, пожалуй, были бы вам приятны. Будьте здоровы. Миквиц болен.

Пришлите мне мое письмо к Сиркуру, если оно у вас. Я вам его верну.

Кузине

Прошу у вас прощения, дорогой друг, что не ответил на вашу записку, которую получил только вечером. Надеюсь, что вы не ждали меня и что приглашение принять участие в вашей скромной трапезе не было серьезным. Об этих вещах не приходится теперь думать. С самого вашего отъезда я вышел только раз – подышать ночной прохладой и найти минутное забвение моих страданий в тупой дремоте английского клуба. Все, что я могу вам сказать о моем состоянии, это, что я еще жив, благодаря моим гостям. Овер еще не заезжал. Милейший Миквиц продолжает бывать. Кн. Волхонская приезжала проститься со мною и с тем, чтоб я написал нисколько строк в ее альбоме рядом со строками, написанными Ермоловым. Она упоминала о вас с трогательной любовью. Новосильцова, уехавшая на днях из Москвы, написала мне несколько слов перед отъездом. Она полагала, что я в деревне. – Если бы вы были так добры справиться, вернулся ли Сокологорский, и сообщить мне, я был бы вам бесконечно обязан. Муравьева съездила к Троице и чувствует себя прекрасно. – Прощайте, моя добрая. —

Будьте любезны справиться, в Москве ли Боборыкин.

Кузине