Философия

– Это всё?

– До чего вы нетерпеливы, но только впустую. Если бы это было всё, я бы просто послал вам записку или, ещё проще, позвонил вам. Но это только начало.

– Что же ещё?

– А Синейшина, теперь, вспомнив про Яблочкова, вы забыли про Синейшину, а когда вспомните про Синейшину, из головы вашей вывалится вновь Яблочков. Удивительное устройство. Вот что значит хвататься за всё в жизни, разбрасываться, метаться из стороны в сторону, цвести пустым цветом. Ничего путного никогда из вас не выйдет, Ильязд. Выберите себе какую-нибудь область, какую-либо среду, дело и застряньте на них, вам необходимо застрять, иначе вторую половину жизни вы проживёте так же ничего не сделав, как первую. Поверьте мне.

Ильязд подошёл к Суварову и погрузился в диван со скучающим видом:

– Я узнаю вечные наставления моих родителей.

Лицо Суварова просияло.

– Вот видите, это только доказывает, что я прав. Тысячу раз прав. И что я забочусь о вас как родной отец. – Смелость марочника (дал всего пятьдесят долларов, а воображает), который не раз заявлял, что ничего не признаёт, кроме дела (а он не бросался из стороны в сторону, это несомненно), выводила Ильязда из себя. Но он уже успел успокоиться, разговор затягивался и поэтому стрелы Суварова уже не попадали.

– Вернёмся к Синейшине. Откуда вы знаете, что он провокатор?

– Вы же сами мне рассказали во время нашей первой встречи.

– Я только высказал предположения.

– Этого достаточно.

– Но какая связь между Синейшиной и опасениями Яблочкова?

– Я думаю, что если на острове Халки затевается какое-нибудь дело тревожного характера, то, очевидно, это не коммерческое предприятие и не организация кружка молодых поэтов. И Синейшина должен быть в курсе этого дела. А так как он провокатор…

– Все эти выводы очень милы, Суваров, но незачем щеголять вашей логикой, – отрезал, вставая, Ильязд, довольный возможностью перейти в наступление. – Вы знаете лично Синейшину?

– Я знаю его как моего клиента, продавшего мне немалое количество денежных знаков, вывезенных им из России, и знаю его как русского и под русским именем Белоусова. Да и все, кого я знаю, знают его как Белоусова, вы один только как Изедин-бея, прозванного в плену Синейшиной.

– Не я один знаю его за турка, напротив, я знаю немало лиц, которые знают его только как Изедин-бея, прозванного в плену чем-то вроде Голубого.

– Тем лучше, но так как вы единственный из моих знакомых, который может его разоблачить или во всяком случае помешать его козням, так как у вас должны быть доказательства, что он турок, и так как Яблочков должен быть у него в лапах, как и все остальные наивные русские, то я должен обратить внимание на вашу обязанность.

Ильязд был в отчаянье. Что за сила была у этого Суварова, с какой простотой он обезоруживал, гнул, заставлял сдаваться, признать собственное бессилие! Ильязд упал в подвернувшееся кресло, измождённый и конченный. И вдруг он вскочил, хватаясь за какую-то неопределённую возможность:

– Вы лжёте, я убеждён, что вы лжёте, что всё это подстроено, хотя и не могу поймать вас. Почему в тот вечер на крыльце вашего омерзительного вертепа вы захлопнули дверь тотчас, когда увидели, что Синейшина стоит на улице, разглядывая театр?

– Послушайте, у вас отвратительный характер и вы щеголяете, наоборот, полным презрением к логике. Белоусов – мой клиент, которого вы знаете за Синейшину. Что вы его мне разоблачили, это мне весьма ценно, я вам за это признателен, но мне невыгодно, чтобы Белоусов знал, что я знаю, что он Синейшина. Вот почему я вас и покинул. Это просто, не правда ли?..

Портьера открылась, и на пороге появилась Езабель:

– Ильязд, наконец я вас нашла, почему вы скрылись? – она подошла к нему, взяла его за плечо, не замечая Суварова. – Что с вами, вы огорчены?

– У меня был неотложный разговор, простите, но теперь я к вашим услугам, – ответил Ильязд, мгновенно успокоившись и решив покинуть Суварова, не представляя девушки этому торговцу живым товаром. – Пойдёмте. – Он подал Езабель руку и направился к выходу. Но Суваров не напрасно пообещал, что это не всё.

– Яблочков будет у меня завтра, – громко отчеканил он, не вставая с места, – что я должен ему ответить?

– Простите, – ответил, Ильязд, полуобернувшись, – я занят.

– Хорошо, я передам ему, что он может умирать как хочет.

– Простите, Езабель. Я вас прошу ничего не передавать, я не нуждаюсь в вашем посредничестве.

– Ха-ха, вы здорово играете в ядовитое сердце. А на самом деле, я знаю, оно разрывается от беспокойства за Яблочкова.

И вдруг произошло то, чего Ильязд менее всего ожидал, но что широкая улыбка Суварова определяла как давно жданное им событие. Езабель, оставив Ильязда, подошла к Суварову в бешенстве:

– Мистер Суворов[173], если мистер Ильязд не знает, с кем у него дело, то я принуждена буду предупредить его, так как я вас достаточно знаю!

– Пожалуйста, мисс Езабель, – спокойно ответил Суворов, вставая.

– Вы его знаете? – удивился Ильязд.

– Да, я достаточно его знаю и убеждена, что он собирается и вас вовлечь в круг своих тёмных дел, как он пытался втянуть моего отца.