Философия футуриста. Романы и заумные драмы

напЯляя клЮсь яслюслЯйка вбильЕ пиизЯти
ибУнбкубунь кЕюхалЯвай пЕк
иффЯфсы цвиЮтью унАби лЮпь
гяенЯй талЕстис мавзЕпит казЮку качЮчь
разивАю юпАпяк фЕйки падвЯски
зОхна
кОзлик липИть блЯ рЮши пыжЫ
мЕдик нЕм фафлюфЮк лЯп апюмИний
Абъюбясь хЕи мЯкоть яЕю Ефь
лЕюнь юпфЯк маютьгА звИ тЕтять ммЕ
пьЯпянь”⁷³

.

После “Асла напракат” последовало воскресение женщины. Всякий возвращается к своей первой любви. Вот почему я додумался до “Острова Пасхи”. Не менструации были у меня, когда я был девушкой. И почему этот период не изжит в моих вещах? Женщина Лилит – достигла возраста баба. Это была третья драма “осла обличий”:

“В третьей драме цикла “аслаабличья” (“остраф пасхи”) превращение осла в человека более решительное: хозяин говорит о действующих лицах “острафа пасхи” почти ласково: “Купец парядочный асел ваяц таво пущы две с палавинкай каминых бабы тожы дрянь”.

Очень веселая драма: все умирают и все воскресают – период месячны!!!

Две с ½ бабы (характеристика) – первая – мать, припудренная землей; грим старухи. Вторая – своячница с истерикой в ванной комнате.

Половинка – просто ѣ!

И самые милые слова ваяца обращены к половинке:

“лёся
лёжная лупанька
ланя””⁷⁴

.

Вы понимаете теперь, как я разрешил трудности мамудийцев Маяковского и Хлебникова. Лилит, Лиля, – это я сам – Илья, Лю, как меня зовут и называли. В жизни я был девушкой, а потом парнем. Это мне дало возможность бороться с самим собой, кусая себя за хвост, бороться, будучи мужчиной, с женщиной в себе и, будучи женщиной, с мужчиной. Не есть ли это цепь превращений и не был ли я якобы Зданевичем в начале своей жизни, якобы женщиной, якобы згой, згой якабы? Не решается ли после воскрешения женщины эта проблема новым гермафродитом, – < проблема > бездарного и лживого, беспринципного и неустойчивого Зданевича?

И я написал четвертую драму “аслаабличий”. Стало ясно. Женщина – осел и наоборот. Куда идти дальше этой гадости? Но женщина после бабы уже старуха.

На первом докладе о доме на г<овн>е я читал вам уже раз “Згу якабы”. Ромов сказал, что это Массне⁷⁵. Разрешите опять несколько извлечений. Старуха сидит перед зеркалом. В ней видна девушка. Это я. Девушка становится парнем. Это тоже я. Старуха становится мужчиной. Это тоже я. Вот чем кончилась эпопея, такая добродетельная вначале:

бьЁт зЕркала
зЕркала
разбивАица
…
згА Якабы
абарАчіваица згОй
…
згА взЕркали
канчЯица
…
згА
выбрАсгваит пАдаль засЫпаит⁷⁶

.

Но все воображения умирают и все видения также. Крученых открыл, что заключительные строфы “Зги” построены так же, как “Горе от ума”: “хашАкай вЫисусь бааЮ яжуйиЯяхи баЮ аЮю згАгага сючЯли люлилЕли”. Это я украл у Грибоедова: “Ну, вот и день прошел, и с ним все призраки, весь чад и дым надежд, которые мне душу наполняли”⁷⁷. После последней подлости с Лилит, у которой я украл имя Ильи, ей ничего не осталось, как умереть. Это я, Илиазда, умер во второй раз, во втором периоде своей жизни. Тут только осталось вернуться к занимавшей меня издавна проблеме Ле-Дантю. И я на смертном одре, после того как женщина окончательно умерла во мне, написал последнюю драму из цикла “аслаабличий” – “Лидантю фарам”. Служите панихиду по умирающему Зданевичу. После “Острова Пасхи” совершается второе воскресение. И какая распущенность доводит меня вместо причастия перед смертью до кощунства. Вместо сошествия Святого Духа на апостолов, вызвавшего их глоссолалию, нисходит на меня Святой Запредухий. И второе пришествие нужно мне не для того, для чего оно вам:

во имя бога асла
и святаго запредухия
и бешеной матки
однопроходные ставят
второе пришествие
концом концов

Если женщина – мужчина, то почему и не стать нам однопроходными. По мне, покойнике, и о нем, покойнице, и по покойнице служат последнюю панихиду:

гражани
войня наяканая детками оли ляшковай
акал ела вотак…
взял…⁷⁸

Я не буду читать сегодня этой моей неопубликованной и нечитанной еще драмы о том, как я, Орфей, растерзанный трупердами, сошел в ад. Коммерческие интересы и ваша усталость заставляют посвятить этому отдельный вечер.

Господа, на канонических портретах меня, покойника и святого, пишут с крыльями⁷⁹. Терентьев писал обо мне: ангел небольшого роста и наглый певец⁸⁰. Судейкин говорит: ангел миллиорк⁸¹. На портрете, который я, конечно, попрошу написать Фотинского, и никого другого, у меня тоже будут крылья⁸². Гончарова тоже написала мой портрет. Это потому, господа, что, еще раз говорю, я давно умер. Был сволочью, а из куколки моей выбился ангел.