Философия футуриста. Романы и заумные драмы

Мои волосы были светлые, густые и прямые. Это нарушало канон, созданный для меня моей матерью, – я должен был носить локоны длинные и обильные. Каждый вечер моя няня готовила груду бумажных папильоток, и полчаса уходило на то, чтобы навертеть на них мои непослушные волосы. Так ночи я проводил с ворохом бумаги на голове. Чтобы регулярно завивать меня, нужен был регулярный приток бумаги. И няня снимала одну за другой книги с полок библиотеки моего прадеда. Так постепенно с них исчезли Пушкин, Грибоедов, Расин, Державин и Hugo. По ночам, когда я спал, стихи просачивались мне в голову, и так, питаясь ими из года в год, я сделался поэтом. Восьми лет я написал в сотруд<ничестве> с моим старшим братом < стихотворение >, которое позже я опубликовал в “згА Якабы”: “Охоту на джи”.

хутараджи
пинчирга джи
тулиту
нитуту
феташи
меташи
камбр⁴

Тогда решили, что мне пора учиться, и отдали меня в школу.

Мое появление в гимназии одетым девочкой вызвало переполох. Инспектор энергично протестовал. “Пусть это будет первым случаем совместного обучения”, сказала моя мать, – так я был принят в мужскую гимназию. Я быстро стал испытывать уродливость моего положения. Мои однокашники привыкли меня бить и щипать, а гимназисты старших классов всячески пытались меня развратить и растлить.

Эта обстановка развила во мне преждевременно мой пол. Пользуясь привилегией своего положения, я продолжала бывать в обществе девочек, отношение к которым сильно изменилось. И мне еще не было двенадцати лет, когда я изнасиловала одну из моих подруг. В дело вмешали полицию. Мировой судья, отдав меня на поруки родителям, потребовал <от н>их снять с меня женское платье. Вечером этого дня, последний раз гуляя в юбке, я развлекался во дворе нашего дома, прыгая с земляных кубов, оставшихся от выемки почвы, которую делали по соседству с нами, где отец мой строил новый дом. Возвышавшиеся на <нрзб>, они имели бока неравной высоты. Прыгая с низкого, я отбежала <нрзб> назад, чтобы разбежаться, и полетел назад. И я умерла.

После этого все во мне изменилось. Я стала дурнеть, нос вытянулся, волосы почернели, ноги переместились и скривились, я перестала расти. Из доброй я стала злой, бездарной, лживой и преступной. Из гимназии меня выгнали, и я опустилась в среду уличных мальчишек. Еще немного, и я превратился в форменную блядь.

Игорь Терентьев Рекорд нежности. Житие Ильи Зданевича

Ранние годы поэта, его детство никого не касаются. Известно только, что тогда был необычайно красив. В отрочестве он окончил Тифлисскую гимназию, в юности Петербургский университет по юридическому факультету, а молодые годы провел между Кавказом, Петербургом, Москвой и Парижем, где выступал публично с лекциями, чтением чужих стихов и просто так.

Общие знакомые передают анекдоты о “Школе Поцелуев”, открытой будто бы Ильей где-то на Севере, говорят о блестящей речи, произнесенной им в Кисловодске, кутежах, о распутстве, дерзости и веселом нраве добродушного, эгоистичного, сухого, сентиментального, сдержанного, запальчивого и преступного молодого человека.

Вызывая в людях не только уважение, презрение, злость, но и участие, Илья много слышал полезных наставлений от родственников и друзей, которые всегда чувствовали, что юноша пойдет далеко.

Молодой человек слушал всех и все наставления исполнял, уделяя каждому неделю, месяц или год. Но в то же время, безо всякого признания, – по собственной доброй воле – Илья стал поэтом. Это случилось давно и обнаружилось в прошлом году, когда в Тифлисе выскочила оранжевая блоха – первая книга поэта – “янко круль албанскай”¹.

Кинематографический снимок всех звуков, которые слышали и хотел бы слышать Илья в течение 2о с лишним лет!

Увертюра к дальнейшим драмам поэта, что теперь вышли и печатаются.

Все людские пороки растянуты в “янке” до предела:

Стяжательство – янко ловит нелюбимую блоху и пишет на ней “собственность янки”.

Нище<н>ство и отсутствие пола – “янко ано в брюках с чюжова пличя абута новым времиним”.

Трусость – “папася мамася”, “анаванёй двуной”, глупость и гордыня – “ае бие бие бао биу баэ”.

Сюжет простой: проходимец янко набрел на каких-то разбойников, которые в это время ссорились. Как человек совершенно посторонний и безличный – янко приневолен быть королем. Он боится. Его приклеивают к трону синдетиконом, янко пробует оторваться, ему помогает в этом какой-то немец ыренталь: оба кричат “вада”, но воды нет и янко падает под ножом разбойников, испуская “фью”. Вот и все. Это сюжет для вертепа² или театра марионеток.

Можно видеть тут 19 век России.

Гадчино³, дубовый буфет и Серафима Саровского⁴.

Голос Ильи Зданевича слышен в “янке” достаточно хорошо, видна и постановка его на букву “ы”, что позволяет легко брать верхнее “й”:

“албанскай изык с русским

идет от ывонного"

“ывонный” язык открывает все чисто русские возможности, которые в “янке”, однако, не использованы: там нет ни одной женщины, ни одного “ьо”, – ни капли влаги.