Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью

Его мысль стремится разрешить вечные проблемы, поднимаемые этой странной и волнующей, но в то же время глубоко человеческой деятельностью, которую называют «философией». Постмодернистская мода, лучшим примером которой является Деррида, деконструировала границы мысли, подчеркивая двусмысленность языка. Она сделала подозрительным любое ясное и утвердительное намерение. Уже Платону приходилось сражаться с софистами, напоминая, что философы, в отличие от этих игроков в слова, исходят из вещей, а не из двусмысленности слов. Классик утверждает; его работа – не работа отрицания, не деконструкция и не подозрение. Вполне возможно, вопреки призракам релятивизма и скептицизма, выстроить рациональный и достоверный дискурс о Вселенной и человеке. Истина существует, и философия выражает это существование. Она всегда ее выражала – разными фигурами, и мы можем опираться на великие системы (Платона, Гегеля), если хотим разглядеть ход этой истории истины. С точки зрения классика, существует история истины, этапы которой отсылают к вечным проблемам и тезисам. Мысль классична, когда она участвует в этой истории.

С другой стороны, эта философия систематична постольку, поскольку является обширной конструкцией, которая в своем четко размеченном поступательном движении предлагает нам комплекс идей, утверждаемых уже на самом первом шаге. Три больших момента фиксируют основные этапы этой системы. Речь идет о «Теории субъекта» (1982 г.), «Бытии и событии» (1888) и «Логиках миров» (2006). Все три отмечены значением, которое признается за математическими и логическими формами. Изучение математики и логики позволяет исследовать, опираясь на максимально надежную архитектуру, вечные проблемы философии. Философ, вооруженный таким оружием, – это страшный мыслитель: дедуктивная нить рассуждения естественным образом придает его мысли систематичность. Математика и логика не лгут, не запутывают своим заточенным острием вопросы и не откладывают ответы. В них есть ясность и четкие различия, если только удастся их выдержать.

Эта черта мысли Бадью подкрепляется другой – его верностью фигуре диалектики. Диалектика появляется, как только мысль, пытаясь понять полноту вещей, испытывает невозможность обойтись без категории отрицания. Эта категория облекается у Бадью в фигуру исключения. То есть от математики и логики что-то ускользает. Не существует диктатуры формы. Напротив: форма, логика и математика – это, несомненно, фигуры вещей; однако человек испытывает удивление, отчасти ускользая от них, возвышаясь до чего-то другого, до режима исключения, трансгрессии. С человеком приходит событие. Бытие (математизириуемое, логическое) вступает в отношение с событием (человеческим исключением): «Бытие и событие».

Классицизм здесь – это не пережевывание одного и того же, не повторение тысячелетних текстов. Чтобы подняться на их высоту, требуется новое видение вечных проблем мысли. Математический аппарат, диалектика бытия и события позволят выработать это новое видение, которое подхватывает древнейшие из проблем мышления и оживляет их. Точно так же систематизм – не нечто мертвящее. Он не склоняет к исключению всего того, что не встраивается в его рамки, так же как не претендует он и на обладание ответами на любые вопросы. Ведь событие – это неожиданность, переворот, неопределенность. Оно – сердцевина человеческой реальности, которая сплетается им по четырем нитям, четырем сетям удивления и творения, четырем путям истины – политике, любви, искусству и науке.

Этот труд, охватывающий более сорока лет, являет нам свою жизнеспособность и свое многообразие. Он составлен из крайне сложных в техническом отношении философских текстов, художественной прозы, театральных пьес, политических и полемических книг. Классический, систематический характер поддерживается, таким образом, страстью к современности, пристальным вниманием к нашим временам. Это показывает серия книг «Обстоятельства» (к которой относится и работа «Что именует имя Саркози»); в ней разбираются политические вопросы нашего времени: бурка и светскость, отношение Франции к Германии, выход Ле Пена во второй тур президентских выборов 2002 года…

И более того: этот труд движется от искусства к любви, от политики к науке. Эти движения обнаруживают убежденность в том, что человек удерживается в центре, на перекрестке этих возможностей. Вот почему политика, любовь, искусство и наука названы «условиями». С одной стороны, условиями субъекта, то есть пространством, открытым тому самому подлинному и головокружительному, что может предложить человечество. Но и условиями философии, поскольку она, ни в коем случае не являясь первичным истоком, существует лишь тогда, когда встречается с этими формами человеческой деятельности. Она ставит вопрос о том, что составляет эти условия, и пытается понять, что поставлено на карту в каждом из этих условий, как и в их сосуществовании.

Фундаментальный тезис о бытии