Если бы история была бесконечным процессом, «дурной» бесконечностью, то она не имела бы смысла. Трагедия времени была бы не разрешимой, а задача истории неосуществимой, потому что внутри исторического времени она и не может быть осуществлена. Судьба человека, которая лежит в основе истории, предполагает сверхисторическую цель, сверхисторический процесс, сверхисторическое разрешение судьбы истории, что возможно только в мире вечности, где прошлое, настоящее и будущее продемонстрируют свою синкретичность и заявят как единое целое. «Жить перед лицом вечности» означает жить перед лицом прошлых, нынешних и будущих поколений: поверять важнейший сюжеты своей жизни перед лицом всех предков и потомков, осуществлять ответственный выбор и принимать наиболее важные решения так, как будто находишься под пристальным взглядом всех поколений прошлого, настоящего и будущего. Жить перед лицом вечности означает также хранить и оберегать свое достоинство, дорожить самостоятельностью, не возводить в ранг жизни принципы конформизма (приспособленчества), но ориентироваться на диалог, компромисс и толерантность.
По Бердяеву история — есть, прежде всего, Судьба. И она должна быть осмыслена как трагическая судьба. Трагедия имеет свой последний, всеразрешающий акт, за которым следует катарсис (очищение). Неразрешимое в пределах истории разрешается за ее пределами. И это есть последний аргумент в пользу того, что история имеет смысл. История имеет свой высший смысл через включенность в мир вечного времени.
В своей философии истории Бердяев показал, что человек историчен. Он субъект (творец) истории, но сама история равнодушна к человеку, поскольку она работает на субъектов консолидированной социальной активности. Это государство, нации, религии и другие большие или малые социальные образования людей, использующих человека как средство, а не самоценность. Посему история преступна, античеловечна. В этом смысле логически выверенный апокалипсис как следствие движения от языческой культуры до культуры машинизированного мира — это не только откровение конца истории, но и откровение конца зла внутри истории. Зло, неразрешимое в пределах нашей истории, разрешается за пределами научно-технического прогресса и машинизированного мира. Торжество духа означает конец феноменальной истории и ее переход в качественно новый этап развития человечества, который исключает феномен «бегства от свободы» и обеспечивает торжество творчества как условие жизни, а не выживаемости.
Итак, конец истории — это не конец мира, а только переход его в иной, более совершенный, гуманистический цикл развития. Машинизированный мир как третья ипостась европейской истории, не имеет перспективы. Современные политика и право, мораль и искусство, наука и философия — все это «ненастоящая жизнь», поэтому конец бесчеловечной истории — это не конец жизни человеческой, а обретение ее подлинности, самоценности и самодостаточности на путях поиска достойного ответа на исторический вызов сегодняшнего дня.
Вопрос о смысле истории и ее назначении рассматривает Арнольд Тойнби (1889–1975). Для него — это вопрос о возможности сохранить и приумножить достоинства человека в потоке времени, о возможности человека осуществиться в соответствии с поставленными целями, отдавая себе отчет, что человек не хозяин истории, а только ответственный ее сопричастник. Исторические события проходят через внутренний мир человека, формируют его внутренний опыт. И в этом смысле история персоналистична. С другой стороны, история не подвластна человеческому произволу. Она имеет свою логику развития.
Но коль скоро отдельный человек принимает участие в преемственности поколений и коль скоро этой преемственностью определяется специфика истории, то для каждого человека всеобщая история становится его личной историей. Что касается всеобщей истории, то она есть сфера человеческой взаимосвязи, взаимодействия и взаимообусловленности в ее особом — временном, долговременном, многовековом — измерении. Анонимность подавляющего большинства участников исторического процесса не снимает вопроса о персоналистическом характере истории о ее человеческой одухотворенности. С точки зрения А. Тойнби, человеческое достоинство и общение между людьми нерасторжимы. Более того, без них нельзя постичь историю как процесс осознанной преемственности в ходе общения людей во времени.