Философия хорошей жизни

9 сентября 1965 года юный американский летчик, пилот военно-морской авиации Джеймс Стокдэйл взлетел на своем боевом самолете с авианосца «Орискани» в направлении Северного Вьетнама. После успешно выполненного рутинного задания над позициями войск коммунистов он внезапно попал под артиллерийский обстрел противовоздушной обороны. Джеймс катапультировался из самолета. «Я оказался на высоте 300 метров, и у меня было 20 секунд, чтобы воспользоваться парашютом. Я осмотрелся и увидел, что приземляюсь на главную улицу в маленькой деревне. Солдаты стреляли в меня, люди грозили мне кулаками».

Стокдэйл попал в плен и оказался в печально известной ханойской тюрьме «Ханой-Хилтон»[45], где содержались американские военнопленные. Его допрашивали. Били. Пытали. Он провел в тюрьме семь с половиной лет, четыре из них в одиночной камере — вплоть до самого конца вьетнамской войны.

Стокдэйл мог избежать многих мучений, если бы хоть немножко «побратался» со своими мучителями. Позволь он себе время от времени какие-то антиамериканские высказывания — и с ним обращались бы как с обычными пленными, без особых пыток. Но об этом он даже не думал. Он сознательно подставлялся под пыточный хлыст. Позднее он рассказывал, что это было единственной возможностью сохранить уважение к себе. Делал он это не из любви к Отечеству. И не из уважения к войне — в ее справедливость он давно уже не верил. Для него было важно не сломаться внутренне. Он это делал ради себя.

Однажды тюремщики запланировали перевести его в другую тюрьму. Короткий проход по городу — и международная пресса показала бы всему миру чистенького, нормально откормленного Стокдэйла. Но перед самым выходом он схватил стул и стал колотить им себя по лицу, пока не хлынула кровь и не растеклась по всему телу. В таком виде его, конечно, нельзя было представлять мировой общественности. «Потом я улегся и проплакал всю ночь. Я был так счастлив, что мне хватило сил им противостоять».

Глядя со стороны, можно подумать: это же противоречит здравому смыслу. В такой ситуации было бы разумнее не противиться воле мучителей. Делай, что от тебя требуют. Плыви по течению. Не высовывайся. Поставь американское вторжение под вопрос. После освобождения ты сможешь всем и каждому объяснить, что иначе тебя бы замучили насмерть. Каждый бы проявил понимание, и никто бы ни в чем тебя не упрекнул. Но хватило бы в этом случае у Стокдэйла сил выдержать в плену семь с половиной лет? А если да, то смог бы он, оглядываясь назад, оценивать это время как «беспримерно ценное»?

Если вы не отстаиваете перед внешним миром свои внутренние ценности, то постепенно превращаетесь в марионетку. Другие станут использовать вас в своих целях.

Раньше или позже вы предадите самого себя. Вы не сможете дальше бороться. Напряжение покажется невыносимым. Сила воли исчерпается. Кто внешне сломался, тот рано или поздно будет сломлен и внутренне.

Целый жанр литературы посвящен жизни узников в разных местах лишения свободы: от Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», Эли Визеля «Песнь мертвых» и Примо Леви «Человек ли это?» и до Виктора Франкла «Сказать жизни “Да!”. Психолог в концлагере»[46]. Эту литературу часто читают неправильно. В текстах выискивают рецепты выживания в ужасающих ситуациях, в то время как выживание, на самом деле, просто вопрос случая. В Освенциме не было никакой стратегии выживания. У того, кто попадал туда ближе к концу войны, было больше шансов выйти на свободу, чем у того, кто оказывался там в начале. Вот просто так. И еще один факт: только выжившие смогли написать литературу о жизни в плену. Мертвые книг не пишут. Стокдэйлу сильно повезло, что его не настигла пуля, когда он спускался на парашюте во вражескую деревню. Еще бы!

И тем не менее из всей этой литературы можно взять на вооружение ключевой принцип: кто старался выстоять, продержаться один день — и еще один, и еще, — тот шаг за шагом наращивал вероятность своего выживания. Поскольку когда-нибудь и из Освенцима освободят. Когда-нибудь и срок плена закончится. Нужно каким-то образом продержаться как можно дольше. А это, опять-таки, может сделать лишь тот, кто не сломлен ни внутренне, ни внешне, кто никогда не сдается, кто сохраняет свою волю — независимо от того, сколь мало пространства остается для свободы действий.

Все это, как уже было сказано, следует понимать, не забывая, что все мы «под небом ходим», — о великой, доминирующей роли Случая. Опыт и мысли людей, побывавших в экстремальной ситуации, важен и для нас, нормальных граждан.

К счастью, нас не пытают, мы не сидим в одиночках и не вынуждены замерзать во льдах. Но мы тоже страдаем от ежедневных нападок на наши принципы и предпочтения, мы проходим через испытания воли, наше чувство собственного достоинства постоянно задевают и атакуют. Эти атаки не ужасны, как пытки, — напротив, они могут быть настолько слабы, что мы их едва замечаем: реклама, общественное мнение, непрошеные советы со всех сторон, почти незаметная пропаганда, изменения моды, медийная шумиха и даже законы.