Философия красоты

Сегодня Алан спал благословенным опиумным сном, в который не продраться боли, а Серж привычно дежурил у постели страдальца, гадая, сколько еще тот протянет. Адетт снова удалось, когда она предложила… поучаствовать, Серж согласился. Не из-за ненависти к старику Демпье, а из-за любви Адетт, он хотел попасть в этот дом, где жила она, хотел видеть ее каждое утро за завтраком, и каждый вечер за ужином, хотел разговаривать, хотел печалится и радоваться вместе с ней. Хотел ее. Чтобы как раньше. Только двое, только страсть, только ночь и ничего больше…

Здесь по ночам тихо, изредка поскрипывают половицы, да стонет Алан. У Адетт свои покои на втором этаже: будуар, куда он не был допущен, ванная комната – святая из святых прекраснейшей Венеры – гардеробная, спальня, комната для приема гостей, кабинет… В доме Алана чересчур много комнат, зачем столько? И людей много. Слуги следят за Адетт, Мика – наглая девчонка с замашками прожженной шлюхи и амбициями Цезаря – следит за Адетт, Франц, толстый увалень, следит за Адетт. Это из-за них, жадных, завистливых людишек, Адетт отказала ему в любви.

«Слишком опасно, Серж. Не здесь, Серж.

Подожди, Серж, вот Алан умрет и тогда…»

А Алан жил и жил, дышал, кашлял, стонал от боли, мочился на дорогие шелковые простыни с монограммой и блевал в фарфоровый таз. Простыни и таз особенно умиляли Сержа, а еще серебряная ложка, с которой следовало кормить мсье Алана, и кружевной платок, и ночной колпак, и многое, многое другое. Вещи тщетно пытались создать иллюзию нормальной жизни.

В этом доме не осталось ничего нормального.

Дверь заскрипела, звук крайне неприятный, особенно ночью, когда вокруг покой и тишина.

– Серж? Вы здесь?

Мика, сейчас станет плакать, жалуясь на бессонницу, мигрень, сквозняки и дурной характер Адетт, которая настаивает на том, чтобы Мика покинула отцовский дом. Мика постоянно жаловалась, и нытье раздражало гораздо больше, чем ее неуклюжая фигура, бесцветное лицо и детская привычка грызть ногти.

– Серж, вы не спите?

– Нет.

Глупо надеяться, что Мика уйдет, вот она садится рядом. В темноте – Алана раздражает свет – ее не видно, зато ночь не в состоянии скрыть вязкий аромат духов. Сержу казалось, что он тонет в этом аромате, как в болоте, бескрайнем сахарном болоте.