Он так и сказал «выкрунтасов», и Сержу стало смешно. Господи, неужели эти люди, которые и говорить-то правильно не умеют, рассчитывают построить государство? Но, пока в руках у них оружие, следует подчинятся, и Серж подчинился, пряча улыбку, осторожно, стараясь не разбудить, обошел спящего, не спеша поднялся по лестнице. Лишенные коврового покрытия ступеньки выглядели непристойно голыми, беззащитными и слабыми. Вот пятно, выбоина, грязный след чей-то ноги, и целая россыпь трещин. Лестница закончилась.
Второй этаж выглядел менее разграбленным, кое-где на стенах даже картины остались, что радовало. Может, не все так безнадежно?
Из всех комнат в доме Ада выбрала покои Стефании и навряд ли выбор ее был случаен. В окружении кремового шелка, кружев, зеркал и изящной, почти игрушечной мебели она выглядела еще более агрессивной. Черная птица по недоразумению занявшая чужую клетку.
– Михаил, оставь нас.
– Но…
– Я сказала, оставь. Иди… выпей за мое здоровье, только гляди, аккуратно там, дом не подпалите.
Конвоир вышел, дверь за ним захлопнулась, а в бежево-золотом будуаре, похожем на дамскую шкатулку для драгоценностей, повисло молчание. Ада заговорила первой. По-французски, совсем, как при первой встрече.
– Неужто не узнал?
– Узнал.
– Не рад?
– Рад. – Серж сказал чистую правду, он и в самом деле был рад видеть ее. Он же искал, страдал, томился тоскою, словно влюбленная институтка. Но ведь Ада не поверит, по глазам видно: верить разучилась.
Снова молчание, вязкое, как кисель, что варят на Рождество. На сей раз не выдержал Серж.
– Здравствуй, Ада Адоева.
– Здравствуй, Серж Хованский.
В том, что произошло дальше, не было ни капли любви или разума. Страсть не знает благоразумия, страсть не знает ничего, кроме себя самое. Синие глаза оживали, золотое море волос – как замечательно, что она не остригла косы – снова ласкало руки, губы… теплые, мягкие губы пахли корицей. Не хватало огня в камине и пушистого снега за окном. Впрочем, снег скоро выпадет.
– Я ехала, чтобы убить тебя, – признается Ада. Без своей куртки, нагана и красной косынки она кажется родной и беззащитной. – Тебя и ее. А увидела и не смогла. Почему?
– Наверное, это любовь.
– Наверное, – соглашается она, слегка прикусывая ладонь. По коже горячими искрами разлетаются мурашки, хочется смеяться, хохотать во все горло, до судорог, до слез на глазах.
– Давай уедем.
– Куда?
– Во Францию, в Париж.
– Почему в Париж?
– Самые красивые женщины живут в Париже.
– Самая красивая женщина находится здесь.