Философия красоты

– Серж!!! – Графиня Хованская аж задохнулась от возмущения. – Ты невозможен… Нет, я, конечно, понимаю, что тебе пришлось нелегко… эта война, на которую тебя послали… ранение, кошмары… о них знает, кажется, весь дом, от камердинера до конюха, но ты напрочь отвергаешь помощь врача!

– Этого коновала?

Графиня поджала губы, выражая неодобрение. Это все, что она могла: хмурится и поджимать губы. Мало, ничтожно мало.

– Хорошо, сын, мне хочется верить, что ты осознаешь последствия своих необдуманных поступков… Хочется, но… Эта нездоровая влюбленность, Серж, ничто иное, как последствие болезни, или даже сама болезнь, которую ты столь неосмотрительно отказываешься лечить. Надеюсь, это увлечение долго не продлится.

Графиня ошиблась.

Или болезнь прогрессировала?

Но все: и противная старуха Ефросинья, и Стефания, и матушка, терпеливо ждали. Ожидания хватило ровно на три месяца, три самых счастливых, светлых месяца в жизни Сержа.

И кошмар исчез. Солнечный ангел сумел отогнать все кошмары…

Якут

Ночью дом Аронова выглядел мрачной глыбой грязно-белого цвета, словно кто-то нарочно испачкал тенями стены дорогого особняка. Ворота заперты, а у самой калитки стоит автомобиль, надо полагать, Аронова. Сама калитка распахнута настежь, видно, кто-то очень сильно спешил.

Предчувствие плавно перерастало в уверенность – в доме что-то произошло, что-то очень нехорошее, возможно даже убийство. Эгинеев старался не думать об убийстве, о Ксане и о том, что в жизни не простит этого опоздания.

К его вызову отнеслись равнодушно. «Ждите, приедем». А как ждать, когда каждая минута на счету? И Олег, паразит, телефон отключил.

Входная дверь заперта, а на окнах стоят узорчатые решетки, сквозь которые и подросток не пролезет. Замок на двери серьезный, с таким простой скрепкой не справиться, значит, нужно искать обходной путь. Эгинеев не сомневался, что в этом дом имеется «черный ход», он скорее удивился бы, узнав, что сантехники, электрики, дворники и прочая трудовая братия пользуются тем же путем, что и сам маэстро.

Ожидания оправдались, нашелся и запасной выход, и дверь с замком попроще и даже окно без решетки. По запахам – ваниль, корица и еще что-то сладко-сдобное – Кэнчээри понял, что попал на кухню. Свет включать он побоялся и некоторое время стоял, прислушиваясь к звукам внутри дома. Проблема в том, что звуков не было.

Но они должны быть! Или он опоздал?

Но из здания никто не выходил, значит, все еще здесь, просто дом большой, комнат много, вот и не слышно. Придется искать, и достав из кармана куртки фонарик, Эгинеев осторожно двинулся вперед.

Химера

Говоря по правде, это представление чересчур уж затянулось, мне было неудобно, холодно и совсем не страшно. Наверное, потому что я не воспринимала Ивана всерьез и все ждала, когда же он со словами «шутка» прекратит этот балаган. А он не прекращал, он все говорил о Боге, о грехах, о том, что почти искупил свою вину и скоро будет прощен.

Он не шутил. Он сошел с ума.

– Тебя посадят. – Тоскливо сообщил Аронов.

– Что мне суд людской, когда впереди меня ждет суд Божий. Но если хочешь знать, то за твое убийство мне ничего не будет. Ее и тебя убьет Лехин Марат Сергеевич. Ты же не знаешь: Лехин тебя ненавидит. Не за Августу, а за то, что ты всегда был первым, что ты сильнее, ярче, что увел его супругу, да и мало ли за что еще можно ненавидеть. Когда-то он вел дневник, потом забросил, а я, почитав, подумал, что неплохо было бы продолжить записи. Я очень старался, чтобы признание получилось искренним и позаботился о деталях, у тех, кто прочтет дневник Марата, сомнений в его виновности не возникнет.

– Почерк…

– Отстал от жизни, Аронов, или просто компьютеры не любишь? А мне вот понравилось, написал, распечатал и никаких следов.

– Лехин будет отрицать!

– Вечеринка будет длится еще около двух часов, нам времени хватит. А после вечеринки Лехин отправится домой. Каждый вечер перед сном он выпивает рюмку коньяка, иногда больше, но не суть важно, гораздо важнее, что без коньяка он уснуть не может. На этот раз сон будет вечным.