Философия красоты

Снова она говорит загадками. Заметает следы, белая лисица, пусть заметает, на этот раз все будет иначе.

После ужина по молчаливому согласию перешли в комнату, облюбованную Адетт в качестве гостиной. На взгляд Сержа комната маловата, да и мрачновата – темно-красные с золотом обои, темно-бордовые бархатные шторы и белая с позолотой мебель. В центре – Зеркало Химеры, равнодушное, огромное, уродливое.

Адетт сидела так, чтобы видеть свое отражение в зеркале, в последнее время она почти не расставалась со своей чудовищной игрушкой, из дому и то реже выходить стала. Сержу в этой привязанности чудилось нечто противоестественное. Да, женщинам нравится любоваться своим отражением, но не до такой же степени. И эти томные взгляды, устремленные в чернильную глубину… Так смотрят на мужчину, которому готовы отдать все: сердце, душу, жизнь, если понадобится. Было время, когда Адетт с той же страстью смотрела на него. А теперь? Его место заняла вещь! Пусть необыкновенная, пусть таинственная и оттого вдвойне привлекательная, но вещь! Неодушевленный предмет.

Впрочем, Серж не стал бы столь истово утверждать, что у Зеркала Химеры нет души. Есть. Маленькая, черная душонка, с ликом оскаленного зверя, телом вонючей козы и ядовитым хвостом змеи.

Химера, что и говорить.

– Веришь ли ты в красоту? Красоту с большой буквы, универсальную и равно доступную богатым и бедным, знатным и простолюдинам, ученым мужам и неграмотным крестьянам? Такую, к которой может прикоснуться каждый, вне зависимости от толщины его кошелька или происхождения? Скажи, Серж, веришь, что подобное возможно? – Глаза Адетт подозрительно блестят. Неужели снова? Ну да, конечно, она пьяна, правда никто посторонний не заметит. Интересно, знает ли хоть кто-нибудь о тайном пороке великой и неподражаемой Адетт Адетти? Или у подобной женщины не бывает пороков? Конечно, все, что имело неосторожность приблизится к ней, тонуло в бездонном океане ее очарования. Не порок, но Шик. Очарование. А что может быть очаровательнее небольшого изъяна очаровательной женщины.

– Серж… – Пропела она. – Серж… Сережа… Сереженька… Нельзя же быть таким мрачным. Ты живешь, словно одолжение делаешь.

– А ты?

– Что я? – Удивление в исполнении Адетт имело легкий оттенок лжи, но он весьма удачно вписывался в совершенный образ совершенной лгуньи.

– Зачем ты живешь?

– Чтобы жить, радоваться и других радовать.