Философия науки. Выпуск 6

Ситуация, в которой и над которой размышляет Освальд Шпенглер, — это “падение Запада”, именно, падение западноевропейской культуры. Событийный центр здесь — первая мировая война, поставившая под вопрос все итоги столетнего, по меньшей мере, развития Европы. “Существует ли логика истории?” — спрашивает Шпенглер в самом начале своего труда и уточняет: “…не лежат ли в основе всякого исторического процесса черты, присущие индивидуальной жизни?” [12, т. 1, cc. 34-45]. Собственно, в этом уточнении, как пышное дерево в семечке, содержится едва ли не вся его “нефилософская философия”. В частности, сюда можно отнести центральное положение метафоры души — ведь душа еще со времен античности понималась как архэ человека. “Жизнь есть осуществление душевно возможного…” (там же, с. 45) — вот априори Шпенглера.

“Мир как история, понятый, наблюденный и построенный на основании его противоположности, мира как природы, — вот новый аспект бытия…”, рассматривать который Шпенглер намерен, противопоставив — по форме, а не материалу — “два различных способа, при помощи которых человек может подчинить себе, пережить свой окружающий мир” (с. 37). Именно, речь идет о противоположности “планомерно строящего воображения” и “целесообразно разлагающего опыта”, “картина и символ” — против “формулы и системы” (там же). Выстраивая дискурс под знаком формы, Шпенглер не оставляет сомнений в своей позиции: “Убеждение, что все существующее некогда находилось в становлении, что в основе всего, имеющего отношение к природе, и всего познаваемого лежит момент исторического, что в основе мира, как действительности, лежит “я” как возможность… приводит нас к факту, что всякое явление… неминуемо есть выражение чего-то живого. В ставшем отражается становление” (сс. 87-88). Более того, “отправляясь от непосредственного чувства жизни, мы начинаем замечать, что вся картина окружающего мира есть функция самой жизни, отражение, выражение, символ живущей души, притом прежде всего отдельной души, взятой самой по себе. …Морфология мировой истории неизбежно приводит к всеобщей символике” (с. 88).

Таков проект. Как он реализуется? Остановимся только на некоторых релевантных нашей теме моментах.

Наиболее существенным для себя Шпенглер считает “нахождение той противоположности, на основании которой только и можно понять сущность истории: противоположности истории и природы” (с. 91). Однако, что значит “нахождение” давно и активно обсуждавшейся оппозиции?… Видимо, речь идет об особом открывшемся Шпенглеру смысле этой противоположности. Смысле, который он пытается выразить, выстраивая пространство оппозиций: становление — ставшее, направление — протяженность, Dasein — Wachsein, органическое — механическое, судьба — причинность, история — природа, культура — цивилизация, воля — мышление…, среди которых едва ли не самая основополагающая (к ней Шпенглер раз за разом сводит свои пояснения) — оппозиция “время — пространство”. Лежащая в онтологической основе “морфологии мировой истории” противоположность применительно к данной оппозиции выражается следующим образом: “Пространство противоречит времени, хотя последнее и предшествует, и лежит в основе первого” (12, т. 1, с. 185). В эту схему укладываются практически все шпенглеровские оппозиции, включая “культуру и цивилизацию”, “душу и мир”.

Каким же образом здесь возникает множественность миров? Ответ лежит в сути символического. Символ, по Шпенглеру, есть “часть действительности, обладающая для телесного или умственного глаза определенным значением, рассудочным образом не сообщаемая” (там же, с. 231). Но суть, вообще говоря, не в этом. “Предположим, что все, что существует, есть некоторое выражение душевного…, но оно одновременно есть и впечатление на душу, и это взаимоотношение, когда человек бывает одновременно субъектом и объектом, представляет собой суть символического” (там же, с. 232).