Философия обмана

ется предвкушением доброй и прочной славы и. уверенный в потомстве, живет будущей славой»¹⁶⁶. Плиний пишет Тациту: «Предсказываю - и мое предсказание не обманывает меня, что твои “Истории” будут бессмертны; тем сильнее я желаю (откровенно сознаюсь) быть включенным в них...»¹⁶⁷. В этом состоял весьма типичный для римлян той эпохи способ иммортализации, а соответственно, и важнейший этический модус их социального бытия, связанного с исторической укорененностью и проекцией в будущее. Нарушение этих свойств чревато этическим релятивизмом, которой отчетливо связан с захирением исторической памяти, маразмом историографии, грубой фальсификацией истории в угоду правителям (яркой иллюстрацией может служить середина и конец IV в. в Риме или наша сталинская эпоха).

Жизнь остается высшей ценностью, несмотря на то, что Эрос и Танатос идут рука об руку, несмотря на то, что жизнь может быть пустой и бессмысленной. Кто-то сказал: «То, что умер, еще не доказывает, что жил». Сама по себе смерть как следствие насилия, злодеяния, несчастного случая, глупости, разгильдяйства, пьянства выступает символом жестокости, примитивизма и бессмыслицы жизни. Но и тут смерть пресекает если не подлинный смысл, то потенцию такого смысла, надежду на его сотворение, ибо человеческая жизнь длится питаемая чувством своего необыкновенного предназначения, устремляется в будущее надеждой и верой. А надежда и вера явно или неявно таят в себе нравственный смысл, так как обращены в лучшее будущее. Когда проекции в будущее пресекаются, наступает конец, жизнь утрачивает смысл.

Отсутствие, ликвидация смысла, атрофия способности творить человеческий смысл означают абсурд. Мы наблюдаем гибельное нарастание абсурда в современном мире -нарастание бессмысленности человеческой жизни и деятельности, бессмысленности венчающей их смерти. Вот образ абсурда: цветущие, благоухающие яблоневые сады в Чернобыле, пораженные радиацией. Вместо трагического апофеоза жизни смерть становится банальностью, простым превращением в труп, исчезновением.

Но никто другой, кроме меня самого, не в силах придать моей жизни подлинный смысл. Это достигается только моим творческим актом, напряжением духовных сил, ответственностью перед собой и человечеством, так как всякий подлинный человеческий смысл обязан быть всече-ловечным. И это должно удостоверяться всей моей жизнью, а значит и моей смертью. Тем самым моя смерть может послужить утверждению продолжающейся жизни, опровержению абсурда, защите уже апробированных историей нравственных норм человечности.

1992

V. ВЕЛИЧИЕ ЭПИХАРИДЫ

Подлинное величие личности - это духовное величие.

В последние годы я часто думаю об этой женщине.

Черные волосы, оттенявшие белизну лица, синие глаза, плавность движений, исполненных грации и достоинства -такой рисует ее воображение.

Эпихарида жила и умерла во времена Нерона. Прошло без малого две тысячи лет, но ее душа обитает среди нас, по крайней мере, отчасти обитает во мне - иначе как объяснить то, что ее образ и мысли о ней постоянно занимают мой ум. Я не верю, что всякая душа бессмертна - ведь человеческая душа уникальна, личностна, и после смерти людей миллиарды душ растворяются навсегда в неком гипотетическом мировом разуме, быть может, как-то подпитывая его, и уж наверняка питая наш земной человеческий душевный потенциал. Но я убежден, что некоторые души действительно бессмертны, ибо их уникальное существование продолжается ныне и сохранится в будущем. Это -души, воплотившие в себе величие духа, несокрушенное ядро высшего нравственного смысла. Именно такой была душа Эпихариды.

Трудно объяснить, почему выдающийся нравственный подвиг этой женщины остался в тени исторической памяти, несмотря на то, что о нем поведал Тацит. Он сделал это лаконично, но с присущей ему глубокой проникновенностью в двух абзацах, обозначенных номерами 51 и 57, пятнадцатой книги своих «Анналов». Я настойчиво искал упоминаний об Эпихариде у историков, философов, писателей прошлых веков и нашел лишь несколько строк о ней у Монтеня¹⁶⁸. В литературе нашего столетия имя Эпихариды также обойдено молчанием. Насколько мне известно, никто не писал о ней в России. В последние лет десять я проводил опрос среди многих гуманитариев, студентов и моих высокоэрудированных знакомых: ни один из них не помнил этого имени. И у меня не раз возникало странное чувство: почему забыт образ Эпихариды и лишь в моей душе он занимает столь значимое место? Может быть это не просто случайность, и моя душа - одно из маленьких звеньев пути бессмертия Эпихариды? Так это или нет, но я обязан выполнить свой долг: напомнить ныне живущим об этой прекрасной женщине. Сила духа, которую она продемонстрировала всевластному тирану, обнажив его ничтожество, есть высокая ценность, действительная во все времена, а в наше - особенно.

Естественно, что мой краткий рассказ является переложением Тацита, с учетом сведений, которые были собраны мной из разных источников о событиях того времени и лицах, окружавших Эпихариду.

* * *