Философия права русского либерализма

Глядя в прошлое, мы можем все-таки смягчить этот горький вывод. В 90-е годы, в период поднимающейся реакции против господства правового позитивизма и возрастания интереса к философскому подходу к праву, работы Чичерина стали вызывать больший интерес, даже если он сам этого и не замечал. По мнению М. Н. Покровского, П. И. Новгородцев, вскоре ставший ведущей фигурой неоидеалистической школы русской философии права, в начале 90-х годов испытывал глубокое влияние Чичерина[344]. Мнение Покровского о том, что Чичерин значил для либеральных публицистов то же, что Плеханов для социал-демократии[345], – пожалуй, преувеличение. Консервативный либерализм Чичерина, как я показал, никогда не пользовался популярностью и тем более не был доминирующим в российском либеральном движении. Однако несомненно, что его философия права стала отправной точкой своеобразной антипозитивистской тенденции в российской либеральной философии права, анализ которой и является предметом изучения данной книги.

3. Российская история и будущее России

Философия права Чичерина и его воззрения на историю были неотъемлемой частью большого спора о национальной идентичности и дальнейшем развитии России. Именно такая перспектива дает возможность скорректировать мнение о Чичерине как чистом теоретике, взгляды которого якобы не были связаны с ключевыми проблемами русской мысли.

Как историки России Кавелин и Чичерин были основателями так называемой государственной школы российской историографии. Они поддерживали воззрение, что государство в России было более автономно и было более сильным в своих отношениях с общественными силами, чем это было на Западе; эти качества были выражены настолько сильно, что государство стало главным действующим лицом российской истории. На Западе сословия были сильными и независимыми от государства даже при абсолютной власти, а в России сословия создавались сверху, в государственных целях, и не имели никакой автономии. По мнению Кавелина, в этом состояло коренное различие, резкий контраст между путями европейского и российского исторического развития в прошлом. На Западе, утверждал он, все строилось “снизу”, в России же – “сверху”. Таким образом, в трудах Кавелина соединились западничество, как программа будущего развития России, с необходимостью принимать во внимание своеобразие российской истории[346].

Позиция же Чичерина по этому вопросу – это предмет спора. Некоторые специалисты по российской историографии подчеркивают принципиальное согласие его теории с концепцией Кавелина[347]; однако другие настаивают на том, что в его концепции своеобразие России представлялось весьма относительным и что, по сути, он считал русскую историю вариантом европейской модели исторического развития[348]. Такая интерпретация и в самом деле имеет под собой серьезные основания. Достаточно привести слова самого Чичерина: “Ход русской истории представляет весьма замечательную параллель с историей Запада. И здесь и там общее развитие начинается с появления германской дружины, подчиняющей себе туземцев. И здесь и там за первым дружинным периодом следует эпоха развития вотчинного начала, когда общество дробится на множество отдельных союзов, основанных на праве собственности. В России, как на Западе, рядом с вотчинным устройством возникают вольные общины с державными или полудержавными правами. И вотчины, и вольные общины почти одновременно на Востоке и на Западе уступают место единодержавию, заменяющему средневековые дробные силы и соединяющему землю в единое государство. Наконец, для довершения сходства, Россия, как западные народы, проходит через период земских соборов, за которым следует полное владычество самодержавия.

Это сродное, параллельное течение жизни, которое не повторяется ни у каких других народов Древнего и Нового мира, доказывает яснее дня, что Россия – страна европейская, которая не вырабатывает неведомых миру начал, а развивается, как и другие, под влиянием сил, владычествующих в новом человечестве”[349].