Философия сексуальности

В 1938 году нидерландский философ Йохан Хёйзинга (нидерл. Johan Huizinga) издает свой трактат «Homo Ludens»68, что в переводе с латыни означает «Человек Играющий», в котором показывает универсальность феномена игры для животного Homo Sapiens и созданной им цивилизации. Другие животные тоже играют, и в этом плане человек не уникальный вид. Игра предполагает порядок, но в ее основе всегда лежит свобода. Она по сути не имеет иной цели кроме как самой игры. В культуре, науке, религии и других аспектах жизни человека всегда присутствует игра. Более того, как показывает Хёйзинга, они сами в определенном смысле как бы являются игрой. Хейзинга подробно не рассматривает взаимосвязь игры и сексуальности, но проводит некоторые параллели, описывая судебные бои как поединки между самцами, а яркие наряды женщин как крючок для привлечения самца. В сексуальности человека игровые моменты гораздо сложнее, чем это могло быть необходимо как биологический брачный ритуал для спаривания. Несмотря на это, по сей день взаимосвязь двух таких феноменов как секс и игра плохо изучена. И не только в философском, но и в утилитарном смысле, несмотря на огромную популярность ролевых и компьютерных секс игр.

Сексуальные революции коренным образом изменили отношение к сексу, сняв с него покровы таинства и запрета. Но одна область, по мнению французского философа Жана Бодрийяра, осталась не только по-прежнему в тени, но и настойчиво изгоняема из обсуждения также как и сто лет назад. Только тогда она считалась дьявольским ухищрением, искушением, злом искуса. В современном мире утилитарного и экономического все, что не полезно и/или нельзя продать, изгоняется из дискурса. Речь идет об обольщении или соблазне (фр. La seduction)69. Не в том смысле, каком мы используем это слово в быту. Чтобы понять текст дальше, отвлекитесь от сугубо утилитарного смысла этого слова и рассмотрите его более абстрактно и символически. Подобно тому как Фуко показал универсальность власти (см. статью «сексуальность и власть»), Бодрийяр показывает соблазн как универсальный феномен, который больше чем сексуальность, это притяжение и очарование, свобода и вызов, реализоваться которым в полной мере в современном мире мешают психоанализ и феминизм.

Современные представления о сексуальности основаны на патриархальных и фаллоцентричных идеях Фрейда, говорит Бодрийяр. Это мужская сексуальность, со страхом кастрации, пугающей фигурой отца, идеей вытеснения-репрессии и т. п. И в этой системе женское обязано противостоять мужскому и бороться с ним. Бодрийяр предлагает другую концепцию, где женское не противостоит мужскому, а соблазняет его. Это не привычные структурированные психологические отношения, порожденные психоанализом, а неопределенность, игра и свобода соблазна. Не женщины завидуют мужскому пенису, как полагал Фрейд, а мужское зародилось как защита от зависти к женской способности воспроизводству, которое суть культ для мужского. Бодрийяр критикует феминизм, считая что тот не снимает оппозицию мужского-женского, как заявляет. Отказавшись от соблазна, феминистки мужскими методами пытаются добиться определенной и четкой власти, и тем самым поддерживают мужскую фаллоцентричность, не рассматривая сути и самобытности женского. Но соблазн всегда сильнее власти. В отличие от власти, принадлежащей только реальности, и старающейся быть стабильной и бессмертной, соблазн свободен, нестоек и «смерть играет в игре соблазна». Он не принадлежит реальному, но «обволакивает его».

Бодрийяр идет еще дальше и предлагает рассмотреть парадоксальную гипотезу о том, что женское это единственный пол, а мужское пытается от него оторваться, чтобы себя сформировать. Подобные громкие гипотезы в культуре логоса требуют серьезных подтверждений, которые, похоже, не сильно заботят автора. А может быть, даже противоречат идее проиллюстрировать самим текстом неуловимость соблазна.

Порно и секс за деньги исключают соблазн, считает Бодрийяр. В порно нет символизма, оно натуралистично, даже гиперреалистично — благодаря технике мы видим в нем четко и недвусмысленно то, что обычно в жизни выглядит не так ясно или вообще скрыто от глаз. В современном мире повсеместно сексуальность, лишенная соблазна стала функциональной, натуралистичной, контрактной и встроилась в производственные отношения. «Секс повсюду — только не в сексуальности (Барт)»70.