Философия современной мусульманской реформации

Однако это не означает, что Мухаммед Абдо стремится к культурной закрытости или к самоизоляции ислама. Напротив, он старается заложить основы возрождения в его разумных рамках. Он ищет гармонию в подходе к культурному проекту самобытности. Это побуждает его защищать культурную историю ислама путём выявления основных крупных фактов и составляющих и отталкиваться от них как от итога культурного опыта уммы. Только умма обладает способностью давать оценку тому, что было правильным, а что ошибочным. Только она может пробуждать чувства тесной привязки к будущему. Абдо выступает против приложения выводов европейской мысли к исламскому миру, поскольку эти выводы являются плодом частного опыта европейских наций в их отношении к христианству. В качестве примера он ссылается на известное отношение европейской религиозной и светской власти к науке, утверждая, что враждебность клерикальной церковной власти науке несопоставима с тем, что имело и имеет место в истории ислама. Было бы ошибкой следовать «системе» и «нормам поведения» европейской культуры и её идейным выводам, так как это неизбежно приведет к разрыванию традиций специфической культурной преемственности. В результате возникнут народы, подвешенные в вакууме. Абдо допускает, чтобы мусульманская молодежь, обучающаяся в европейских школах, усваивала сдержанное отношение к литературе и мудрости, но не к религии (в этическом значении этого отношения). Он утверждает, что в конечном счете речь идёт не более чем о высокомерии тех, кому «неведомы особенности этих народов»[172]. Особенности эти, говорит Абдо, совпадают с особенностями их культурной истории. Отсюда следует вывод, что нынешнее состояние застоя является естественным следствием отказа от собственной истории. В связи с этим он утверждает необходимость осознанного обращения к своему специфическому наследию. Если бы не этот застой, говорит Абдо, мусульмане нашли бы «в книгах своей религии, в высказываниях её носителей то, чему возрадовались бы их сердца и на чём успокоились бы их души. Они познали бы вкус науки, соединённой с религией, сумели бы принести пользу себе и своему народу. Среди них появился бы известный класс, к которому обращались бы за советом, когда нужно определить путь нации, направление её мыслей, её общественные дела»[173].

Абдо исходит из того, что современное ему состояние застоя и отсталости не оправдывает отрицания прошлого. Наоборот, оно предполагает необходимость прочно привязаться к прошлому, внимательно приглядеться и обратиться к нему. Именно таким путём удастся преодолеть психологию подражательства с присущим ей состоянием самообмана. Подражательство, сопутствующее отрыву от собственного прошлого с его опытом, ведёт к уничтожению критического духа. Состояние застоя требует пересмотра собственных его предпосылок, а не поиска путей к его преодолению в чужом опыте. Чужие пути основываются на «системе и правилах» собственной истории других народов. Абдо ставит задачу обращения к собственным книгам, к высказываниям древних мусульманских мыслителей, видя в них адекватный метод культурного самовозрождения. Европа, говорит он, обеспечила свой подъём благодаря обращению к своим старым книгам, высказываниям своих древних мудрецов. Благодаря этому она сумела восстановить свой единый культурный опыт. Такой путь к выработке подлинного культурного проекта Абдо считает единственно правильным, так как благодаря ему создаются предпосылки всеобъемлющего возрождения. В предпосылках он усматривает перспективы создания интеллектуальной и политической элиты, или того, что он называет «известным классом, к которому обращались бы за советом, когда нужно определить путь нации, направление её мыслей и дел». Это всё тот же проект, связанный с обоснованием свободного культурологического подхода к социальному и национальному единству, который максимально будет раскрыт аль-Кавакиби в рамках мусульманской реформации с её рационалистической ориентацией.