Именно, этот поворот – от объекта к деятельности, от смысла к языку, от содержания знания к его построению, и позволил Аристотелю выйти к нормам мышления, которые мы находим в “Аналитиках”. Это, во-первых, модели (фигуры) силлогизмов, во-вторых, правила, регулирующие построение истинных знаний в научных доказательствах, например, такие “доказывающее знание получается из необходимых начал”, “нельзя вести доказательство, переходя из одного рода в другой”, “каждая вещь может быть доказана не иначе как из свойственных ей начал” и другие. Аристотель понимает эти модели и правила одновременно как знания о рассуждении и как способы их построения, но сегодня их целесообразно понимать прежде всего как нормы, созданные самим Аристотелем. Они строились так, чтобы размышляющий (рассуждающий, доказывающий) индивид не получал противоречий и не сталкивался с другими затруднениями при построении знаний (движение по кругу, запутанность, сложность, вариации, удвоения и т. д.). При построении таких норм ассимилировался культурный опыт и знания, полученные в хозяйственной практике. Например, нормы, регулирующие геометрические рассуждения, задавали такие преобразования фигур, которые отвечали отношениям между полями и их элементами, установленным еще в вавилонском и древнеегипетском семиотическом производстве; нормы религиозных рассуждений устанавливались, исходя из очевидных для греческого сознания представлений о том, что боги бессмертны, а люди смертны.
Но какова связь правил мышления с категориями? Нормы и категории дополнительны друг другу – без категорий нельзя было построить нормы, а последние требовали построения категорий. Именно поэтому греческие философы думали, что в правильном мышлении, т. е. таком, в котором получаются непротиворечивые, истинные знания, правила соответствуют действительности, как бы описывают ее. Однако, напротив, действительности было приписано такое строение, чтобы она соответствовала построенным нормам мышления. Действительно, чтобы применять сформулированные Аристотелем правила, приходилось использовать особые объектные схемы и представления, то есть категории. Например, чтобы подвести под правило совершенного силлогизма (“если три термина так относятся между собой, что последний целиком содержится в среднем, а средний целиком содержится или не содержится в первом, то необходимо, чтобы для двух крайних терминов образовался совершенный силлогизм”) следующее рассуждение – “Сократ – человек, люди – смертны, следовательно, Сократ смертен”, Сократ должен быть рассмотрен как представитель (вид) рода людей и только. Нас совершенно не должно интересовать, каким был Сократ человеком, мудрым или глупым, сколько он жил на свете, какую имел жену. Только одно – что Сократ есть
Категории, могут быть рассмотрены двояко: это схемы описания эмпирии и это особого рода объекты – кирпичики, из которых складывается мир (сущее). В качестве схем категории позволяют истолковать и организовать эмпирию (эмпирический материал), например, для категории «начало», приписать материалу свойство “исходного пункта” рассуждения, а также источника и сущности явления. В качестве кирпичиков, из которых складывается и состоит мир, категории могут созерцаться, то есть в изучаемых явлениях (предметах) усматриваются категории, а не наоборот. В философии Аристотеля строение действительности задается именно с помощью категорий, из которых как своеобразного "алфавита действительности" создаются «начала» наук (в современном языке – идеальные объекты); относительно последних по правилам, без противоречий ведутся рассуждения и доказательства.
Например, обсуждая природу души, Аристотель спрашивает, из каких “кирпичиков-категорий” она состоит.