Философия субъективности

С точки зрения нашей проблематики, Бахтин делает следующий (после Киркегора) логический шаг: задает такую картину, в которой личность, с одной стороны, свободна в своем творчестве (как создающая художественное произведение и, отчасти через это, и себя), с другой – обусловлена именно творчеством, общением, культурой, на границах которой идет диалог, «осуществляются отношения между высказываниями, сопоставленными друг с другом и преобразующими друг друга при творческой реакции на другой смысл»[315].

«Такая художественнотворящая форма оформляет и самого человек, и мир как мир человека, субъективируя его ритмом, экспрессией, движением души, выразившемся в высказывании (тем более, что «высказывание – проблемный узел исключительной важности»[316]), в речи, ибо только речь, а не язык вообще, индивидуальна, обладает стилевым своеобразием, выявляя экзистирующий «персональный характер» произведения»[317].

Художественная форма высказывания доводится B.C. Библером до полноценной идеи произведения, в котором запечатлены усилия личности, стремящейся именно за счет творчества и актуализации своей совести обрести смысл своего существования и обнаружить подлинную реальность. Особенность современности по Библеру в том, что в ней сходятся как равноправные разные культурные начала и Образы, и при этом уже нет абсолютного, всеобщего основания, с точки зрения которого, можно в этих началах и образах ориентироваться. В этой ситуации (точке «ничто») личность своим творчеством, всей своей жизнью начинает новую культуру. С одной стороны, свободно и уникально, с другой – обусловлено, поскольку она оперирует культурными началами и Образами и должна понять их.

Личность у Библера – это человек (индивид), преодолевающий в своем творчестве социальную обусловленность, вынужденный детерминировать самого себя. Хотя личность, преодолевая социальную обусловленность и само детерминируя себя, создает произведения культуры и себя как произведение, через нее прорастают и действуют круги образов культуры. С одной стороны, личность, чтобы продолжить и возобновить свое бытие, вынуждена действовать нетрадиционно, творить, с другой – личность состоится только в том случае, если будет действовать культуросообразно.

Иначе деконструировал картезианскую личность В. Дильтей. С его точки зрения, не культура, а история задает сущность личности.

«По убеждению Дильтея, – пишет Гайденко, – постигнуть, что такое жизнь, можно только путем изучения истории… В качестве первого категориального определения жизни, на котором основываются все остальные определения, выступает временность. Это подчеркивается уже в самом выражении «течение жизни»… Общими для жизни и выступающих в ней предметов являются отношения одновременности, последовательности, временного интервала, длительности, изменения… в отличие от Шлейермахера, для которого познание другого и себя – это непосредственное живое общение с современником, для Дильтея познания себя в другом наилучшим образом может быть осуществлено путем обращения к истории культуры как сфере письменно зафиксированных проявлений жизни, сфере опредмеченных форм человеческой деятельности»[318].

Стоит остановится и на взглядах Э. Гуссерля. «Гуссерлианский поворот», по версии Гайденко, состоял в следующем: Гуссерль становится на эзотерическую точку зрения, утверждая совпадение своего видения и реальности, при этом подлинной реальностью считает «интенциональность», то есть состояние, когда сознание установлено, настроено таким образом, что предмет сам входит в него, показывает себя. Не субъект «сам» порождает объект (предмет), а предмет «показывает себя».

«Критерием достоверности Гуссерль считает очевидность. Вот что пишет он по этому поводу в «Логических исследованиях»: «Я никого не могу заставить с очевидностью усмотреть то, что усматриваю я. Но я сам не могу сомневаться, я ведь опять-таки с самоочевидностью сознаю, что всякое сомнение там, где у меня есть очевидность, то есть где я непосредственно воспринимаю истину, было бы нелепо. Таким образом, я здесь вообще нахожусь у того пункта, который я либо признаю Архимедовой точкой опоры, чтобы с ее помощью опрокинуть весь мир недоразумения и сомнения, либо отказываюсь от него и с ним вместе от всякого разума и познания»… «Если мы будем держаться вышеозначенного понятия истины, то истина как коррелят идентифицирующего акта есть некоторое предметное содержание, а как коррелят полной идентификации – тождество: полное согласие между тем, что имеется в виду, и данным, как таковым. Это согласие переживается в очевидность, поскольку очевидность есть актуальное совершение адекватной идентификации».