Философия субъективности

«Нынешний, объявленный «диалог с властью», – говорит он, – начинает звучать несколько странными обертонами. А, собственно, зачем власти вступать в диалог с гражданским обществом, к тому же если она полагает, что его как бы нет, что его будто еще надо построить? Почему искать диалога с этими слабыми гражданскими союзами, которые не могут оказать ни на что какого-либо существенного влияния?… Идея «равноправного» диалога говорит лишь о поразительной гипертрофии функций власти в современном российском обществе. Власть (в лице ее отдельных функционеров) нисходит до гражданского общества, словно демонстрируя его бессилие и неспособность быть равноправным участником диалога. И это надо признать (чтобы не создавать себе ложных иллюзий). А раз дело обстоит именно так, то неплохо понять, что хочет эта власть, которая вольно-невольно берет на себя и общественно-гражданские функции, стимулируя чуть живое «гражданское общество» (финансовыми и другими льготами; кстати, право их распределения тоже узурпировано властью). Если гражданин уязвим, то власть неуязвима. А как вы знаете, вопрос об уязвимости власти (со стороны общества и гражданских институтов) является условием легитимизации власти… сегодня власть, отказавшись от поиска партнеров и консолидировав применение силы в некоторых направлениях, вернула себе контроль фактически над всеми природными, финансовыми и прочими ресурсами страны, превратилась в нечто вроде благотворительного фонда. Избыток силы порождает чувство милости к падшим. Объявлен Фонд кремлевской политики. И вот по развертыванию этой цепи мы видим, как переформируется, вероятно, почти бессознательно, собственный образ власти. Это действительно всенародный национальный Фонд, который отпускает средства на выживание граждан некой известной всем страны»[410].

С анализом Подороги вполне можно согласиться. Да, как и обычно, Россия родила странного монстра – «почти народную власть с чертами гражданственности». Но и право в стране существует в виде не менее удивительного монстра. Оно больше прикидывается цивилизованным правом, чем является таковым. Российское право в значительной своей части теневое и коррумпированное, и, к сожалению, во многих случаях используется не по назначению (в политических целях, прикрывая беззаконие, имитируя красивые фасады демократических сооружений).

А что народ, то есть общество? По большей части пассивно, а иногда даже способствует противозаконным тенденциям. И понятно, почему общество склоняется к пассивности, попытки населения действовать через право и суд чаще всего заканчиваются неудачей.

«Вопреки расхожему мнению о правовой пассивности и чрезмерном долготерпении российских граждан, – пишут Т. Заславская и М. Шабанова, – 66 % опрошенных все же предпринимали какие-то действия, направленные на восстановление своих законных прав. Однако для абсолютного большинства (73 %) пытавшихся сопротивляться они чаще всего были напрасными». Наблюдается даже своеобразный парадокс – право в современной России формируется в контексте неправовых практик. За годы реформ, отмечают те же, авторы этот контекст настолько расширился, что для большинства стал более реальным, чем само право. По данным этих авторов 42 % респондентов «указали, что в современных условиях их законные права нарушаются чаще, чем до реформ. Особо неблагоприятно и важно для осмысления сути современного трансформационного процесса России то, что основными субъектами, нарушающими права граждан, являются власти разных уровней (их назвали 89 % респондентов)… Многие исследователи выражают тревогу по поводу глубокого разрыва между административно-правовой и социокультурной составляющими российских институтов. Отмечается, что новые законы и нормы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было»[411].

Тем не менее, все же нельзя сказать, что закон и право полностью бездействуют. Это не так. В стране медленно идет сложный противоречивый, мучительный процесс становления права и гражданского общества. Люди учатся использовать закон и право. К тому же наличие законов и установка власти на признание гражданского общества создают, с одной стороны, соответствующие возможности развития социальной жизни, с другой – ограничения, отчасти сдерживающие незаконные поползновения различных социальных субъектов и сил. Правда, нужно сказать, что развитию положительных тенденций сильно препятствует отмеченное выше нигилистическое отношение к праву.