В заключение очерка факторов уголовной репрессии остается отметить требования, предъявленные к наказанию, главным образом за последнее время, во имя исторической традиции.
В сущности, эти требования представляют собой простую разновидность притязаний, опирающихся на данные социальной этики, и выделяются из общего ряда единственно глубоко консервативным тоном своей основной тенденции. Исследуя наказание как явление историческое, некоторые писатели стремятся установить начала частью индивидуальной, частью коллективной психологии, которые в течение веков руководили человечеством в постановке дела уголовной репрессии. Так как начала, лежащие в основе человеческого духа, представляются если и не неизменными, то малоподвижными, и так как людям естественно иметь учреждения, соответствующие их духовной природе, то и были предъявлены к наказанию известные требования в настоящем на том основании, что они достаточно долго были удовлетворяемы в прошлом. «Есть ли общество организм или нет, – говорит Макаревич, – не подлежит сомнению, что люди, связанные в ассоциации, имеют общие интересы, и что они сквозь призму этих интересов воспринимают от одних и тех же фактов одни и те же впечатления… Безнравственное (социально вредное) деяние, как всякое другое явление общественной жизни, разумеется, вызывает при соответствующей ассоциации реакцию. Форма ее – нравственное осуждение… Безнравственное действие и преступление, с одной стороны, и нравственное осуждение и наказание – с другой, по существу тождественны, только интенсивность – в первом случае, вреда, во втором – реакции – слабее или сильнее… Реакция осуждающая становится наказанием с того момента, как к ней присоединяются признаки публичности, внешности и общественности (в смысле исхождения от имени общества)… Стремление искоренить социальную реакцию (как сокращение определенных благ индивида в какой бы то ни было форме в случае его антисоциального образа действий) противоречит ходу развития и природы, и общества, той естественной жажде отмщения, победить которую в силах великая душа мыслителя или мистика, но не более крупное сплочение людей, всегда относящееся к антисоциальному с отвращением, как к дурному и омерзительному. Еще более и сильнее, чем реакция в форме осуждения, должна выдвигать элемент причиняемого индивиду зла реакция наказующая. Это забывают теоретики, которые исключительно хотят лечить или исправлять преступника и в конце концов сглаживают всякое отличие реакции на преступление от реакции против сумасшедшего. Реакция против преступления всегда есть и остается malum passionis, quod infligitur propter malum actionis в случае общевредного действия, выполненного одним из членов общества… Различие (этики и уголовного права) более количественное, чем качественное»[156].По словам другого криминалиста – профессора Ламмаша, «наказание во всех случаях преследует задачу удовлетворить пострадавшего от преступления, который требует возмездия виновному за причиненное зло; оно стремится возместить ему то естественное отправление названной потребности, которое заключается в акте мщения, возбраненном со стороны государства порядка ради»[157]
.«Наказание, – утверждает третий современный апостол идеи возмездия – профессор Цуккер, – сводится исключительно к социально-патологическому моменту, который действие преступника вызывает в обществе… Состояние аффекта, в которое деяние повергает общество, приводит к изданию уголовных законов… непосредственно, почти непроизвольно, ударом в ответ на удар проявляет себя в расправе с преступником. Только посредственно стремится общество угрозой наказания оградить сохранность и развитие правовых благ, – прежде всего потребность собственного
успокоения вынуждает его хвататься за угрозу наказанием ради отвращения известных действий… Это – рефлективное движение толчка в ответ на причиняемое беспокойство, и было бы напрасно его отождествлять с защитой поколебленных условий существования»[158].