Философия уголовного права

Исходя из представления о связи преступного деяния с физиологическими и анатомическими свойствами субъекта (см. выше), Ломброзо рассматривает наказание исключительно как средство самозащиты от опасных индивидуумов, поскольку меры предупредительные оказываются недействительными. Поэтому все, что ведет к обузданию, а в необходимых случаях к истреблению вредной породы людей – все то и должно применяться в качестве наказания. «Мы должны отказаться, – говорит Ломброзо, – от современных сантиментальных отношений к преступнику, которыми заражены все наши криминалисты; высшая раса всегда утесняет и истребляет низшую – таков закон развития человечества. Где дело идет о спасении высшей расы, там не может быть места жалости». Основным моментом учения представляется, таким образом, теория преступного деяния как явления, вытекающего из известных особенностей, говоря ближе, из известных анормальностей физической природы человека – преступник, говорит Ломброзо и его последователи, есть человек низшей организации в современном обществе. Однако нетрудно видеть, что такое отождествление безусловно неправильно. Мы можем вполне допустить, например (если это доказывается наблюдениями антропологов, проверять которые не есть дело юридической науки), что стремление к пролитию крови себе подобного есть признак низшей организации индивида человеческой породы; но мы не можем сказать, что эта неразвитость или уродливость организации сливается с убийством, как преступным деянием, так как не всякое лишение жизни человека человеком будет убийством в смысле преступного деяния. Становясь на точку зрения Ломброзо и его последователей, мы могли бы сказать, что все люди, имеющие склонность к лишению жизни себе подобных, суть люди низшей организации; но мы ни в каком случае не можем приписать этой черты преступникам-убийцам исключительно; наоборот, преступник-убийца тем и отличается от всех других проливателей человеческой крови, что в его действиях заключается нечто такое, чего нет в действиях этих последних. Именно, его действие имеет особое, для антропологии безразличное, юридическое свойство: оно есть правонарушение, то есть действие, противное исходящим от законодательной власти велениям. Поэтому, рассуждая не о лишении жизни или пролитии крови вообще, а о преступном деяние убийства, Ломброзо допускает замещение одних понятий другими: вместо того, чтобы говорить об известных действиях, или поступках, определенных по их содержанию, каково лишение жизни, пролитие крови, он берет предметом рассуждений понятие преступного деяния, образуемое совершенно самостоятельным признаком противоправности, и с этим понятием связывает свои выводы. То же самое прилагается и по отношению ко всем прочим преступным деяниям: везде представители разбираемого направления говорят об известных преступных деяниях, между тем как в действительности рассуждения их, с одной стороны, касаются целой группы человеческих действий известного содержания, в составе которой преступное деяние образует лишь малую часть, а с другой – не охватывают всей той области, которая определяется понятием преступного деяния, так как для этого необходимо было бы доказать, что всякий неповинующийся предписаниям действующего закона есть человек низшей организации. Допуская и соглашаясь вполне, что в числе запрещенных под страхом наказания деяний находится несколько таких, которые по содержанию своему противны природе культурного человека (в чем, впрочем, едва ли кто-либо и ранее сомневался), мы со своей стороны необходимо приходим к выводу, что учение антропологической школы оставляет совершенно в стороне основные моменты наказания, как юридического последствия правонарушения. Защита от вредных животных есть дело государственной администрации, а не уголовного правосудия, и для юриста остается только непонятным, почему рекомендуемые этою школою меры должны прилагаться лишь к совершившим преступные деяния, а не ко всем людям, принадлежащим по своей организации к несчастному типу низшей расы[164].

Наконец, в пятых, теория исправления преступника, которую нельзя не признать наиболее содержательною из всех относительных теорий. Целью всего уголовного правосудия признается исправление преступника в двух направлениях: исправление, будет возможно, внутреннее или нравственное и исправление так называемое внешнее или гражданское, иначе юридическое, заключающееся в установлении каких бы то ни было стимулов (кроме устрашения) к воздержанию от совершения преступных деяний и в поборонии мотивов, к преступному деянию влекущих.

Фактическим основанием всякого наказания признается, таким образом, не самый факт преступного деяния, а проявившаяся вовне преступная воля, не согласимая с правопорядком (см. основы учения этой школы в трудах Roder’a: Zur Rechtsgrundung der Besserungsstrafe. 1846; Strafvollzug im Geiste des Rechts. 1863; Besserungsstrafe und Besserungsstrafanstalten als Rechtsforderung 1864).