"Философия войны" в одноименном сборнике

его сопровождались низкими поклонами, целованием рук и даже коленопреклонением. С

годами это изменилось. Но материальная зависимость от «правящего» сословия была все же

велика. Власть, даже провинциальная, могла скрутить мужика, как угодно. А властью для

него были все чиновники и все должностные лица, начиная от старосты и урядника и далее

до бесконечности... Уже урядник, писарь и староста брали приношения, а о других и

говорить нечего. Без приношений нельзя было добиться не только правды, но даже приема.

Я говорю о провинции, ибо в столице там надо было иметь еще и «протекцию», без

которой и приношения не помогут.

Конечно, приношения давались в зависимости от ранга и обстановки; иногда они

выражались во взаимных услугах.

Вообще власть была далека от просителя, если этот проситель не мог со своей

стороны быть полезным для власти. Приношения и серая, но сытая и праздная жизнь

составляли особенность «правящих» кругов, особенно русского чиновничьего люда. Типы

Гоголя и Чехова не переводились на Руси, и «правящая» Россия по-прежнему веселилась:

152

Электронное издание

www.rp-net.ru

охотилась, играла в карты, танцевала, болтала в гостиных и на службе, пила, закусывала,

интриговала, сплетничала... К делу относились формально: лишь бы отписаться, лишь бы на

бумаге все было хорошо. А относительно дела вообще было такое мнение, что оно «не

медведь — в лес не убежит». Везде, конечно, говорились хорошие слова и красивые речи —

при случае. Но также везде на первом месте были эгоистические побуждения. Прописные

истины и заповеди морали сообщались в школе и не отвергались открыто обществом; но в то

же время всюду процветали: взяточничество и хищения, праздность, кутежи, легкомыслие,

невежество и недобросовестность. И над всем этим стоял общий социальный порок: имущие

жили для себя, не заботясь о бедной, неимущей массе, вызывая этим и справедливую

критику, и зависть, и злобу, и ожесточение...

Если бы при всех своих недостатках «правящие» знали бы хорошо государственную

машину и держали бы ее в порядке, то это было бы еще терпимо: «пей, да дело разумей»,

говорит русская пословица. Но беда именно в том и есть, что при всех своих недостатках и

пороках «правящие» не знали своего дела. Незнание своего дела, незнание обстановки

данного момента — характерная черта всей русской бюрократии (всех ведомств),

особенно — высшей.

«Они не знали» («ils ne savaient pas»)— крылатое слово Людвика Надо, может

служить девизом русских правящих классов, определяющих их главную особенность.

Они не знали своего народа, его бедности, его недоверия и ненависти к ним; его

темноты и звериных наклонностей... Они не знали своего государственного аппарата и своих

собственных работников и слуг... Они не знали своей Армии... Они не знали своего

действительного положения — на вулкане!

***

К особенностям русских порядков до мировой войны надо причислить и отношение

русской власти к инородцам, а в частности к евреям.

В отношении окраин русского государства Финляндия, Кавказ)

(Польша,

существовали ограничительные законы, которые применялись с большей или меньшей

строгостью в зависимости от взглядов местного сатрапа: сегодня — так, а завтра — иначе.

Только немецкая национальность пользовалась издавна совершенно исключительным

благоволением русских властей. Недаром одному из русских генералов ∗ приписывают

просьбу к Императору Николаю I-му: «Произведите меня в немцы».

∗

Ермолову.

153

Электронное издание

www.rp-net.ru

Что касается евреев, то в отношении к ним ограничительные законы были весьма

разнообразны.

Особенно стеснителен был закон, ограничивавший их в праве жительства «чертою

еврейской оседлости».

Конечно, все ограничительные меры приносили большой доход полиции и

администрации и ложились главной тяжестью на еврейскую бедноту: богачи жили где

хотели и как хотели.

Что касается русского общества, то оно, в общем, было всегда благодушно настроено

и к инородцам и к иноверцам. Однако к евреям отношения носили всегда оттенок недоверия

и отчужденности.

Объясняется это, конечно, прежде всего историей Нового Завета, бросающей семя

нерасположения к евреям, мучившим и убившим Христа. Некоторое значение имеют и

специфические качества этой национальности. Однако отношение русского общества к

евреям носило скорее характер насмешек и пренебрежения, чем злобы и ненависти. Народ

русский почти не знал евреев. Только в пределах черты оседлости, где целые села были

почти сплошь заселены евреями, — народная масса хорошо знала их, да в Малороссии

оставались еще следы воспоминаний участия евреев в «шляхетских» порядках 16-го и 17-го

столетий.

В черте оседлости еврейство было могущественным фактором жизни, и думаю, что

без евреев не только чиновничество, но и население было бы, как без рук. Отношения здесь

носили деловой характер. Озлобления или ненависти к евреям в населении не было.

Совсем иначе относились к евреям носители власти. Там всегда была эксплуатация, в

том или ином виде; а иногда и легкомысленное своеволие. Последнее особенно проявлялось