"Философия войны" в одноименном сборнике

в офицерской среде, которая позволяла себе не только насмешки, но иногда и очень злые

выходки по адресу евреев.

Во всяком случае общее положение евреев в России было таково, что вряд ли кто-

нибудь из русских обывателей хотел бы хоть на время побывать в шкуре русского еврея.

Но до 1905 года отношения эти не имели политического характера.

После позорной войны 1904–5 годов русским властям, не пожелавшим признать своей

вины и честно пойти по пути назревших реформ, понадобился «козел отпущения». Таковым

сделали социалистов.

А так как социалисты укомплектовывались в значительной мере еврейской

молодежью, то виновными во всех невзгодах России и в волнениях среди населения

оказались... евреи.

Власть явно поощряла все нападки на евреев, как в печати, так и словесной агитацией.

154

Электронное издание

www.rp-net.ru

При благосклонном содействии власти расцвел так называемый «союз русского

народа», а потом начался и «погромный» поход против евреев.

Власть не стеснялась ничем: где деньгами, где служебным влиянием, где невежеством

темного народа или наивностью общества — власть разливала и развивала ненависть к

евреям...

Положение евреев сделалось весьма тяжким.

Но так как на этой «погромной», антисемитской политике многие делали себе

служебную карьеру или просто обогащались (Дубровин и К°), то не предвиделось конца

этому походу.

Поход против евреев вскоре слился с походом против Государственной Думы, так как

и евреев и Думу обвиняли в пропаганде «революционных» идей, хотя в действительности

Дума требовала только: прекращения произвола, бесконтрольности и бесхозяйственности

русской власти.

Власть в лице многих ее представителей (Плеве, Дурново и др.) захлебывалась в

обвинениях русской общественности и еврейства и допускала такую неправду, которая в

некоторых случаях не уступит и большевикам...

Значит, и тут можно сказать: «что посеешь – то и пожнешь».

ОСОБЕННОСТИ ВОЕННОЙ СЛУЖБЫ В РОССИИ ДО МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Окончив Михайловское артиллерийское училище в 1888 году и едучи на службу в

одну из конных батарей Варшавского военного Округа, я рисовал себе тесную и дружную

офицерскую семью, всецело поглощенную интересами военной службы, а сию последнюю

полагал, как вполне законченную военную систему — воспитания и обучения.

Все обдумано «там», — думал я, — все на своем месте и все имеет одну цель —

войну.

Каково же было мое удивление, когда я очень скоро убедился, что о «войне» нет и

помысла. Все мысли, все силы и заботы были направлены на «хозяйственные» интересы, и

притом — не казенные, не общие, а — личные интересы командира батареи! Вспоминали

иногда про начальство: приедет ли и когда; если приедет, то — как его «принять», ублажить,

как «втереть ему очки в глаза»? Мой командир батареи полковник Ос.....ий смотрел на

вверенную ему часть, как на свою собственность. Достаточно сказать, что все казенные

суммы хранились не в денежном ящике, у которого стоял часовой (непонятно — зачем), а в

спальной комнате командира, в чулке его жены, которая исполняла обязанности денежного

ящика и часового по отношению всех денег — и казенных, и личных полковника О....го; и

155

Электронное издание

www.rp-net.ru

что часть батарейных лошадей и людей находилась в имении командира батареи, где-то на

юге России.

Понятно, что при таком взгляде на казенное имущество все в батарее велось так,

чтобы любопытный, хотя бы и неопытный, глаз офицера не проникал бы в тайны батарейных

дел. Вот почему офицеры были почти свободны от занятий; таковые производились

вахмистром, унтер-офицерами и старым берейтором. Занятия велись больше всего как-то по

«преданию», передавая знания от поколения к поколению...

Помню, как старый поручик К-й радовался всякому празднику и воскресному дню,

говоря: «Слава Богу — завтра праздник».

— Чему Вы радуетесь?— удивленно спросил я,— ведь и в буден Вы также ничего не

делаете?

Видите ли, в праздник я не работаю для службы на законном основании, а в будни

чувствую какую-то неловкость, — ответил он мне.

Пытался и я внести свою лепту военных познаний — занимаясь с солдатами; но скоро

мне дали понять, что в моих услугах не нуждаются и что я должен являться только в строй

батареи, когда то будет указано приказом батарее. Осекшись в своем служебном рвении, я

принялся обучать солдат... малороссийским песням и бальным танцам! Это не анекдот.

Танцам обучать разрешалось, и вся батарея танцевала отлично... мазурку, вальс a trois temps,

кадриль, польку и камаринскую!.. Я мог бы рассказать много забавного, пахнущего

анекдотом, о первых годах службы, но сейчас — не до анекдотов, не до смеха...

В первый же год службы я натолкнулся на две основные черты русского военного

быта: эксплуатацию служебного положения и казенных средств в интересах частной

личности и — профессиональное невежество.

В дальнейшем я убедился, что оба эти свойства, в большей или меньшей степени,

составляют принадлежность всего русского чиновничества — и военного, и невоенного.

Министры пользовались целыми домами с обстановкой, причем комнаты отделывались по

их вкусу и заказу, а чиновники «для поручений» и «личные» и неличные адъютанты служили