"Философия войны" в одноименном сборнике

им, как лакеи и «посыльные»; поездки совершали с крупными «прогонными» деньгами,

пользуясь, в сущности, дармовым проездом и роскошными «приемами»... То же делалось,

конечно, и всеми чиновниками по нисходящей лестнице, включительно до вахмистров и

каптенармусов, кои тянули лишнюю и лучшую «порцию» из общего котла, имели

неположенного им «денщика», содержали свиней и домашнюю птицу на артельные

«остатки», получали лишнее обмундирование и т. п. Все — что могло и хотело —

пользовалось казною в своих интересах. А «могли» все те, кто распоряжался хоть

156

Электронное издание

www.rp-net.ru

небольшим имуществом или деньгами («кормил хоть казенного воробья») или влиял на

судьбу таких «распорядителей», а «хотел»... хотели очень и очень многое.

Доказывать эти печальные выводы фактами — значит ломиться в открытую дверь.

За 35 лет службы я встречал очень мало людей, которые не пользовались своим

положением и казенным имуществом, хотя бы только для увеличения своего комфорта и

представительности (автомобили, экипажи, лошади и проч. и проч. — не назначенное для

частных надобностей или несоответственно высоких качеств). Конечно, такие люди были —

и по приверженности к принципу и по богатству не имевшие привычки пользоваться

казенным имуществом выше законной нормы; но они не были в большинстве. Несомненно

также, что и уродливый тип моего первого командира батареи не был весьма распространен;

но он имел довольно много единомышленников и подражателей, особенно среди людей

«доброго старого времени»— когда кавалерийские части давались самим Императором

Николаем Павловичем «для поправки» дел разорившегося воина.

Явление, мною подчеркнутое, т.е. эксплуатация служебного положения и казенного

имущества в личных интересах служащих, было и, вероятно, есть везде (а в России сейчас

оно приобрело особенно выпуклый вид). Но, чем культурнее общество и чем деятельнее и

честнее власть, тем менее простора для таких ядовитых и расслабляющих явлений. В России

подобные явления не находили — ни соответствующего воздействия власти, ни ее

надлежащего примера, ни должного осуждения в обществе.

От легкой эксплуатации казенного имущества некоторые переходили и к более

крупным злоупотреблениям: взяточничеству и воровству (растратам), которые не всегда

кончались судом, а иногда — только удалением виновного со службы...

Однако, материальная недобросовестность есть качество, с коим многие честные

люди мирятся: «пей, да дело разумей», вспоминают они по этому случаю, и я готов бы с

ними согласиться (хотя и добавил бы: «кради, но не до бесчувствия»).

Великий Император французов прощал своим талантливым и деятельным генералам,

когда обнаруживал их грехи в области стяжания и жадности. И все мы часто прощаем людям

их слабости, если видим их таланты, даровитость и приносимую общему делу пользу.

Но ужас русской жизни состоял именно в том, что незнание своего дела было

качеством еще более распространенным, чем материальная недобросовестность.

Мой первый командир батареи — типичный скаред и стяжатель, всецело был

погружен в хозяйственные соображения; для него «военное дело» было излишней ношей, и

надо отдать ему справедливость — в этом деле он был невинен, как младенец. Но так же

невежествен в сущности был и другой мой начальник — блестящий полковник О....в —

знаток лошади, отчасти — манежа, и только. Так же малосведущ даже в артиллерийском

157

Электронное издание

www.rp-net.ru

деле был и третий командир батареи — скромный и честнейший полковник Д. Но что

печальнее всего и что является объяснением (причиною) невежества низов военной

иерархии, это то — что первые два командира были на очень хорошем счету у начальства,

коему они артистически «втирали очки в глаза». И добро бы, если бы это делал только

полковник О-в — отличный ездок, представительный мужчина; но ведь это делал и

кикимора О-ий.

Да еще кому втирал он очки? Самому фельдмаршалу И.Вл. Гурко — боевому

генералу, грозе Варшавского округа!

Как делалась эта операция — для нас, вкусивших плоды от всех русских

«операций», — не важно.

Важно то, что сверху предъявлялись требования, не имевшие ничего общего с

будущими военными действиями (по тому времени — с русско-японской войной), и что

поэтому люди, совершенно незнакомые с военным делом или мало знакомые с ним, могли

удовлетворить и даже радовать грозное начальство.

Требования эти базировались на старых, давно отживших тенденциях и формулах, и

выражались почти исключительно в декоративных действиях, а зачастую в простом обмане

или самообмане. На военном поприще не требовалось глубоких знаний военного дела,

проникновения во все его изгибы и тайники. В низах иерархии требовалась покорность и

услужливость, а на верхах — изворотливость и умение приспособляться.

Так делались карьеры.

В эти области текла мысль и энергия русских людей.

Не удивительно, что даже в 1908 году собрание офицеров Генерального Штаба Н-го

округа, руководимое самим Начальником Генерального Штаба ген. П-м представляло

жалкую картину бедности знаний во всех областях военного дела, не исключая даже области