Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна

Самым первым догматом даосов, представленным нам в «Чжуан-цзы» и «Лао-цзы», оказывается все тот же самый вызывающий у нас разочарование, чтобы не сказать отвращение, догмат, посвященный человеческой жизни, какой она изначально представлялась в мыслях Ян Чу. В «Чжуан-цзы» можно прочесть следующее: «Разве не прискорбно трудиться всю свою жизнь, но так и не увидеть результата своего труда, полностью износиться тяжким трудом, но не иметь понятия, куда этот труд тебя ведет? Кто-то говорит: «Это еще не смерть», но что из всего этого хорошего? Разве не печально, когда плоть разлагается, и за нею уходит рассудок?»

Такие пессимистические высказывания, однако, встречаются не очень часто. Ведь даосы обнаружили естество, удивились ему и почувствовали очарование им. В «Чжуан-цзы» находим такие вот вопросы:

«Вращаются ли Небеса? Стоит ли на месте наша Земля? Спорят ли солнце и луна за свое положение на небосклоне? И кто управляет этим постоянным перемещением? Существует ли некое механическое устройство, обеспечивающее их непроизвольный ход в пространстве? Или они просто продолжают вращение в силу собственной их инерции?

Можно ли сказать, что дождь приносят? Или облака образуются из-за дождя? Что обеспечивает его такое обильное выпадение? Кто же это там на досуге посвящает себя с таким вот самозабвенным ликованием всему происходящему вокруг нас?»

Наблюдая явления природы глазами восхищенного ребенка, даосы обнаружили для себя, что «любая ее панорама прекрасна, и один только человек мерзок». Решив, что мир людей вызывает у них отвращение, даосы призвали его покинуть. Таким манером получилось, что среди персонажей, фигурирующих в литературных произведениях даосов, многие оказываются отшельниками, рыбаками или земледельцами, жившими обособленно от остальных людей и ведущими прямое общение с природой.

В размышлениях, приписываемых Ян Чу в «Ле-цзы», большое внимание уделено рассуждениям о смерти. Поиск пути продления земной жизни и даже обретения бессмертия занял видное место в истории даосизма, а изыскания в сфере изобретения эликсира жизни потребовали бурного развития даосской алхимии. Тут со всей очевидностью поднимается некий вопрос, однако сыграла ли жажда бессмертия свою роль в высшей фазе ранней даосской философии?

В любом случае здесь просматривается еще одна весьма самостоятельная тенденция. Носители данного способа даосского философского мышления признают неотвратимость смерти для каждого человека, а вот когда человек умирает, его сознание, его насущное вездесущее «я», исчезает в тот же момент. Так что же из того? Сознание у даосов в любом случае признается страданием и злом. Изменится ли мироздание, когда в нем не останется ни одного «я»? Ничуть не бывало!

В трактате «Чжуан-цзы» находим такое вот объяснение: «Вселенная представляет собой единство всех вещей. Если кто-то признает свое тождество с этим единством, тогда органы его тела значат для него не больше, чем то же самое количество грязи, а смерть и жизнь, конец и начало, нарушают его покой не больше, чем смена дня и ночи». Согласно канону, изложенному в «Лао-цзы», настоящее долголетие заключается в том факте, что «после смерти человек не исчезает» из мироздания.

Даосский философ тогда не просто сдавался такому функционированию мироздания, касающемуся смерти отдельного человека; ему доставляло удовольствие рассуждение по его поводу и отождествление себя с широким вселенским процессом. Прохождение бесчисленных преобразований, как сказано в «Чжуан-цзы», представляет собой «бесконечную радость бытия». Один из персонажей в том же трактате говорит:

«Положим, моя левая рука станет петухом – тогда я буду оповещать о ночных часах. Положим, моя правая рука превратится в самострел – тогда я буду добывать ею дичь на жаркое. Положим, мои ягодицы станут колесами экипажа, мой дух – лошадью. Тогда я обзаведусь собственным экипажем для выезда!

А кроме того, мы получаем жизнь, когда приходит время, и лишаемся ее, когда срок истекает. Так покорись времени, не противься уходу, и тогда ни радости, ни печали не заденут тебя. Вот что древние называли «освобождением от пут». А того, кто сам себя не может освободить, вещи свяжут еще крепче».

Даосизм, как это прекрасно показал Анри Масперо, представляет собой своеобразную мистическую философию. В ее основе лежит мистика природы. Среди европейских городов даосизм может показаться полным вздором. Но с выходом на природу деревья, птицы, дальние планы пейзажа, спокойствие летнего ландшафта или дикая ярость бури, весь теоретический даосизм покажется человеку обладающим гораздо большей уместностью, чем западные воззрения, отличающиеся самой затейливой логикой.

Христианский или магометанский мистик ищет общения и единения с Богом. Даос стремится к единению с Природой, под которой он понимает великое Дао.