Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание

Истину так трудно найти, вернее, к ней так непросто хотя бы приблизиться, потому что средства человеческого разума весьма ограниченны. Подобно пчеле, курсирующей между цветком и улем, человек переходит от чувств к размышлению, а от размышления – к чувствам. Свою задачу энциклопедист Дидро видит в том, чтобы изготовить соты для собирания драгоценного меда. Хотя философия начинается с удивления, задача философа – не делать человека все более изумленным, а рассеять это изумление. Нужно пользоваться средствами разума, помогать чувствам разумом и опытом, чувства приспосабливать к природе, природой пользоваться для изобретения инструментов, а инструментами – для усовершенствования ремесел, за которые народ только и может уважать философов. Ведь сделать философию ценной в глазах народа можно лишь показав ее полезность.

Труднее всего в этой деятельности собирать и связывать между собою факты. Философы подобны труженикам, которые добывают в недрах гор, где они трудятся вслепую, материал для строительства. Время от времени кто-нибудь из них выносит на поверхность столь большую глыбу, что под ее тяжестью обрушивается все строение. Великие философы-систематики только и могут рассчитывать на то, что среди руин некогда выстроенных ими зданий уцелеет их статуя. У философии весьма несовершенные орудия, и работать ей приходится с весьма несовершенным материалом, и тем не менее, перед ней стоит задача перевернуть весь мир.

Дидро усматривает два вида философии – опытную и рациональную. Первая ходит с повязкой на глазах, хватает все, что подвернется ей под руку и в конце концов находит драгоценности. Другая же копит эти драгоценности и пытается сделать из них светоч, но до сих пор этот светоч служил ей хуже, чем поиски на ощупь. Если опытная философия никогда не знает, что у нее получится, и трудится не зная отдыха, то рациональная философия, взвесив имеющиеся в ее распоряжении возможности, выносит приговор и умолкает.

Дидро был одержим идеей систематизации достижений человеческой породы. Он не разделял скептического отношения Руссо к цивилизации. Конечно, признавал он, «естественное» состояние есть состояние мира и невинности, тогда как состояние цивилизованное есть состояние войны и преступления. Однако Дидро вовсе не предпочитает дикое состояние цивилизованному. «Я отрицаю это. Не достаточно показать мне, что в цивилизованном состоянии совершается больше преступлений, чем в диком состоянии; я требую еще доказательства, что в нем меньше счастья»[423]. Дидро не представляет себе возвращение к первобытной дикости:

Да, господин Руссо, я предпочитаю утонченный порок, одетый в шелковое платье, тупости и жестокости в звериной шкуре.

Я предпочитаю сладострастие на мягких подушках в золоченых палатах – бледной, грязной и отвратительной нищете, растянувшейся на сырой и нездоровой земле, укрывающейся со страхом в глубине дикой пещеры[424].

Руссо стоило бы не проповедовать возвращение в леса, а заняться вместо этого составлением проекта общества полуцивилизованного и полудикого.

Даламбер

В предваряющем Энциклопедию «Предварительном рассуждении издателей» Даламбер предложил блестящий обзор эволюции наук, какой она представлялась его времени: «Прослеживая успехи разума, начиная с этой памятной эпохи, мы замечаем, что прогресс совершался именно в таком порядке, в каком он естественно должен был совершаться. Начали с эрудиции, перешли к изящным искусствам и кончили философией»[425].

Древние, говорит Даламбер, оставили после себя великие шедевры, которые были утеряны, и научные принципы, остававшиеся в забвении на протяжении девятнадцати веков. Природа в эти темные века по-прежнему рождала гениев, но отдельные великие люди, будучи рассеяны вдали друг от друга, не могли ничего сделать с варварством и невежеством. Считая себя философами, эти люди довольствовались варварскими переводами древних философов, уродовавшими их мысль. Для выхода из состояния варварства Западу пришлось ждать разрушения Византии, от которой он перенял сохранившиеся знания. Благодаря этому началось возрождение наук и искусств, выразившееся прежде всего в новом обращении к древним. Конечно, первые люди, выходящие из варварского состояния, должны были бы заняться изучением природы, но благодаря успехам книгопечатания установилось мнение, что быть ученым – значит быть начитанным.