И вот ал-Мустафа, простерев руку к небу, сказал: — Отблеск утреннего солнца в капле росы не меньше самого солнца. Как и отображение жизни в вашей душе не меньше
самой жизни.
Капля росы отражает свет, потому что она одно со светом, и вы отображаете жизнь, потому что вы и жизнь едины.
Когда мрак нисходит на вас, скажите: «Этот мрак — еще не
рожденный рассвет, и пусть я испытаю все родовые муки ночи, рассвет родится и для меня, и для холмов».
Капля росы, стремящаяся достигнуть полной сферичности в
сумрачной глубине лилейного цветка, ничем не разнится от вас, обретающих цельность и полноту своей души в Божьем сердце.
Если капля росы скажет: «Лишь |раз в тысячу лет я появляюсь на свет», тогда спросите ее: «Разве не знаешь ты, что свет
всех времен блещет в твоем венце?» <…>
Раз днем, гуляя по Саду, Фардрус-грек споткнулся о камень
и пришел в ярость. Он нагнулся, подобрал камень и тихо выругался: «Будь ты проклята, тварь безжизненная!», и с этими словами отшвырнул камень в сторону.
Ал-Мустафа, избранный и возлюбленный, спросил его: — Почему ты говоришь «тва(рь безжизненная»! Ты ведь уже
давно в Саду и неужели не понял, что здесь нет ничего мертвого? Все живет и сверкает в знании дня и торжестве ночи. Ты
одно с камнем. Все различие — в биении сердца. Твое бьется
чуть чаще, ведь так, мой друг? И ему недостает спокойствия.
Оно бьется в ином ритме. Но я говорю тебе: если б ты измерил глубины собственной души и горние выси пространства, 169
ты услышал бы одну мелодию, которую камень и звезда напевают-вместе в полном согласии.
Если ты не понял моих слов, подождем до другой зари. Если ты клянешь этот камень единственно потому, что в ослеплении своем споткнулся о него, тогда ты проклянешь и небесную
звезду, если заденешь ее головой. Но настанет день, когда
ты соберешь камни и звезды, точно ребенок, что срывает полевые лилии, и тогда тебе откроется, что все на свете живет и
благоухает.
В первый день недели, когда звон храмовых колоколов долетел до их слуха, кто-то проговорил:
— Учитель, так много кругом говорят о Боге. Что скажешь
ты о Боге, кто Он есть по истине?
И он встал перед ними, словно молодое дерево, которому не
страшны ни ветер, ни буря, и ответил:
— Мои друзья и возлюбленные, помыслите сердце, объемлющее все ваши сердца, любовь, впитавшую всю вашу любовь, дух, вобравший в себя дух каждого из вас, голос, в котдром
слились все ваши голоса, и безмолвие, куда более глубокое, нежели все ваши безмолвия, и не подвластное времени.
Дерзайте ныне открыть в самосовершенстве красоту еще более чарующую, нежели все прекрасное, песнь еще более раздольную, чем песни моря и леса, величие, возведенное на трон, для коего Орион — лишь подножие, величие, держащее скипетр, в котором Плеяды — лишь мерцающие росные капли.
Вы искали только пищу и кров, одежду и посох; ищите теперь Того, кто не есть ни цель для ваших стрел, ни каменная
пещера, которая оберегла бы вас от стихий.
И если слова мои — скала и загадка, то и тогда ищите, чтобы сердца ваши разбились и чтобы вопрошение ваше привело
вас к любви и мудрости Всевышнего, коего человеки зовут Богом.
Никто не проронил в ответ ни слова, ни один из них, и смутились они в сердце своем; и, проникшись состраданием, ал-
Мустафа поглядел на них с нежностью и сказал: — Не будем боле говорить о Боге-Отце. Лучше будем говорить о богах, ваших ближних, о ваших братьях и тех стихиях, что движутся у ваших домов и полей.
Вы возноситесь в мыслях к облаку и мните его высью; вы
пересекаете неоглядное море, и для вас это даль. Но я говорю
вам: когда вы бросаете зерно в землю, вы досягаете большей
высоты, и, когда желаете прекрасного утра вашему ближнему, вы пересекаете величайшее море.
Слишком часто воспеваете вы Бога, Бесконечного, но воистину не слышите песнь. Если б только вы прислушались к пению
птиц, к листьям, которые расстаются с ветвью, когда мимо проносится ветер,— не забудьте, друзья мои, ведь они поют, лишь
когда разлучаются с ветвью!
170
Вновь я призываю вас оставить многословие о Боге, который
есть ваше Все, но лучше говорить и понимать друг друга, ближний — ближнего, бог — бога.
Ибо откуда взять пишу птенцу, если его мать летает в поднебесье? И какой анемон в поле осуществит себя, покуда пчела
не сочетает его с другим анемоном?
Лишь когда вы затеряны в своих меньших сущностях, вы
взыскуете небес, которые зовете Богом. Если б только вы могли
найти тропы к своим обширным сущностям; о если бы вы были
менее праздными и вымостили эти. пути!
Мои моряки и друзья, мудрее меньше говорить о Боге, коего
мы не в силах постигнуть, и больше — о каждом из нас, кого
мы в состоянии понять. И еще знайте: мы — дыхание и аромат-
Божий. Мы есть Бог в листве и цветах и часто в плодах.
Утром, когда солнце стояло высоко, один из тех троих учеников, что были товарищами его детских игр, подошел к нему и
молвил:
— Учитель, одежда моя прохудилась, а другой у меня нет..
Позволь мне пойти на рыночную площадь, может, удастся сторговать новый плащ!
Посмотрев на юношу, ал-Мустафа проговорил:
— - Дай мне твою одежду.
И тот отдал ее и остался наг в палящий полдень.