Философские аспекты суфизма

Мактул (не путать с Шихабуддином Сухраварди — наставником Саади) в своем произведении «Мудрость Востока» («Хик-

мат ал-ишрак»), возведя идеи неоплатонизма к зороастрийской

философии, и для доказательства того, что они — не что иное, как элементы зороастризма, он проанализировал известный аяг

Корана — «Аллах — свет на небесах и на земле» («Аллах нур

ас-самават-ва-л-ард»). В Индии и сейчас многие убеждены в

достоверности его выводов — просто потому, что мало знакомы

с историей.

Концепцию вахдат ал-вуджуд можно назвать как бы философским дополнением к теории эманации, или таназзулат сита, хотя ее сторонники утверждают, что человеческий мозг (акл), эманируя, сам по себе прошел путь от таназзулат сита до вахдат ал-вуджуд. Это утверждение принимается большинством, но

кое-кто полагает, что вахдат ал-вуджуд истинно лишь по отношению к «нафс ал-аммара» («гневная» душа) 4, некоторые

178

же — что речь идет только о ступенях постижения, пройденных

сердцем, или наименовании (мистического.— Н. П.) этапа.

Моя вера такова: всеблагой Бог не циркулирует в мироздании, Он творец мироздания, и благодаря Его господству мировой порядок держится до тех пор, пока Он не захочет его конца.

«Аллах — свет на небесах и на земле», сколько бы богословы

об этом ни спорили.

Дело однако в том, что литература ислама породила неотделимый от себя элемент. Ответственность за него несут суфийские поэты: философские методы, которым они следовали, привели к падению нравов. Особенно яркое свидетельство тому—литература на персидском языке (божьей милостью литература

на арабском языке не испытала сего ядовитого воздействия).

Возьмем, например, стихи.Муллы Хасана Гиляни: Не надрьшайся в поисках и не предъявляй требований, Будь мусором в глазах диктующих правила поведения, Хочешь высунуть голову со стоянки?

Будь подобен дороге, попираемой ногами достойных

п недостойных.

Другими словами, по мнению Муллы Хасана Гиляни, конечное совершенствование человеческого духа заключается в небытии (фана) человеческой личности (шахсият), ибо истинная

суть человека в том, чтобы не «отдаляться» (госастан), а «привязываться» (пайвастан) (значению данных двух слов посвящена другая статья — «Знание „внутреннего” и „внешнего”».–

Я. П.) 5.

Таков один из множества возникающих в этой связи вопросов. Главное же заключается в том, что персидская литература

целиком и полностью испытала воздействие этого яда.

Для пенджабских читателей будет особенно интересен пример, который хорошо пояснит мою мысль. Пенджабский поэт

Ваджид-хан, став муридом индийского йога, превратился в

убежденного сторонника философии веданты (веданта и вахдат

ал-вуджуд — одно и то же). Он сам дал толкование этому изменению взглядов на диаметрально противоположные идеи: Я был сыном патана, который мог повернуть вспять войско, Оказавшись теперь под покровительством Рагхунатха, я не сломаю и веточки.

Иначе говоря, когда я был воинственным патаном, я мог

повернуть вспять целое войско, теперь же, став последователем

Рагхунатха и поняв, что в каждой вещи циркулирует бог, я не

могу сломать даже ветки, потому что, когда ломаешь ветку, можно причинить ей боль. О если бы Ваджид-хан постиг, что

понятие «жизнь» включает в себя противостояние боли и страданию, что цель жизни — жизнь, а не смерть!

Из сказанного выше вытекает, что с философской и исторической позиций я возражаю против положений, которые на деле

относятся к области философии, хотя обычно считаются об-

12* 179-

ластью суфийской проблематики. Но как могу я быто противником целей суфизма, если они до какой-то степени являются мусульманскими; как могу я считать плохим то, что по сути своей — любовь к пророку и к Истинному, если эти цели служат

дальнейшему укреплению веры? Будь я врагом суфиев, я не

подтверждал бы свои рассуждения в маснави примерами из суфийской философии. Еще одна тема, которую я хотел бы затронуть, касается хаджи Хафиза Ширази. Я глубоко убежден, что

Хафиз — чистый лирик и что извлечение суфийских истин из его

поэзии остается на совести последующих интерпретаторов Хафиза. Однако, поскольку во всеобщем мнении он остается суфием и абсолютным мистиком, я критикую его и как суфия, и как

поэта.

Что до его суфизма, то не секрет, что сам Хафиз находится

в состоянии, которое у суфиев называется «сукр» (опьянение), и

призывает к этому других. В суфийских шархах и словарях слово «сукр» обозначает также «вино» и «пьянящие напитки».

Разберемся, можно ли считать состояние опьянения целью

учения ислама? Жизнь пророка и его сподвижников убедительно доказывает, что основное качество натуры мусульманина —бодрствование, а не сон или хмельное забытье. В первые века

ислама среди верующих не отмечалось особого мистического

движения, более того, в ранней мусульманской литературе не

встретишь мистических выражений, как и некоторых суфийских

терминов. Чтобы получить подтверждение этому, достаточно обратиться к более позднему словарю суфийской терминологии

Саалиби; там можно встретить уже множество выражений, не

встречавшихся ранее.

Другой вопрос, связанный с сукр, заключается в том, чтобы