Философские основы зарубежных направлений в языкознании

«Будучи уже долгое время занят классификацией этих (языковых. – H.С.) явлений, классификацией позиций, с которых мы рассматриваем их, я все больше и больше убеждаюсь одновременно и в огромных размерах работы, которую необходимо выполнить, чтобы показать лингвисту, что он делает, доводя при этом каждое действие до его предполагаемой категории, и в тщетности того, что можно в конечном счете сделать в лингвистике»[215].

Слова Соссюра о категориальных характеристиках языка и о его размышлениях над логической классификацией языковых фактов позволяют говорить, что сам он тоже относил поставленную перед собой задачу к философии языка.

Следует подчеркнуть, что к решению философских проблем языка Соссюр пришел от выяснения характерных особенностей онтологии языка. Для нас сейчас не столь существенно то, что эти свойства языка начали раскрываться в работе над индоевропейским материалом и, следовательно, истоки синхронической лингвистики Соссюра следует искать в его индоевропейских штудиях[216]. Для нас важно, что он пришел к необходимости признать системный характер языка, его знаковую природу и поставил проблему ценности (значимости) языковых единиц, т.е. определил наличие реляционных свойств у них. И, наконец, он был первым среди лингвистов, заговорившим об общей теории знаковых систем как об особой науке, которую он назвал семиологией[217].

Роль Ф. де Соссюра в пересмотре традиционных задач философии языка отмечена не только лингвистами, но и философами разных стран и направлений[218], а книги, посвященные Соссюру, выходят в сериях философских работ[219]. Во французском философском журнале «La pensée» («Мысль») также появилась статья «Соображения и заметки в свете одного из прочтений Ф. де Соссюра», автор которой К. Норман ставит кардинальный вопрос – имеем ли мы дело, когда речь идет о данной теории, с эпистемологическим разрывом, в результате которого утверждается новая наука, как было, например, в случае с Галилеем, или же это был только подготовительный этап для такого разрыва, или, наконец, его значение имеет лишь внутренний характер по отношению к данной науке[220]. Эта серия вопросов, подсказанная автору Ж. Кангилемом[221], вполне закономерна. Так, в полувековую годовщину смерти Соссюра К. Леви-Стросс в юбилейном номере «Лозанской газеты», разобрав главные идеи женевского языковеда, патетически заключил: «Вся природа – по Соссюру», на том основании, что передача наследственной информации в клетке подчиняется законам, вскрытым в «Курсе общей лингвистики»[222].

Такие диапазоны оценки соссюровской теории заставляют обратиться к основным проблемам «Курса…» и, оценив их решение (или путь к их решению) с позиций науки о языке, попытаться определить их методологическую и философскую значимость.

Новизна соссюровского подхода заключалась прежде всего в том, что он, разграничив язык и речь, вслед за И.А. Бодуэном де Куртенэ и Н.В. Крушевским, принял положение о системном характере языка и раскрыл его, назвав два типа отношений – ассоциативные и синтагматические – как основу выявления системы. Вместо представления системы в виде некоторого порядка элементов, что было свойственно лингвистике XIX в., начиная с Боппа, было введено требование устанавливать характер отношений между элементами и рассматривать эти связи в качестве основы для обнаружения системы языка. К применению новой методики подошел также и Ф.Ф. Фортунатов, и сам Соссюр еще в своих ранних работах над индоевропейским материалом. Эти занятия способствовали обнаружению особых категориальных характеристик языка и дали возможность определить онтологию этого уникального явления. Ж. Мунэн также отмечает, что хотя в «Мемуаре…» термин «система» используется в старом смысле (т.е. «таблица», «схема» соответствий между этапами развития индоевропейских языков), имплицитно в этой работе присутствует идея отношений единиц[223].