Философские основы зарубежных направлений в языкознании

Соссюр стремился постичь лингвистический аспект проблемы и, отодвинув в сторону вещь и понятие, звук и акустический образ, он подчеркнул, что связь между означающим и означаемым обусловливается не только наличием этих двух компонентов, но и тем, чтó есть в языковой системе вокруг них. В тексте книги сказано:

«Великим заблуждением является взгляд на языковой элемент просто как на соединение некоего звука с неким понятием. Определить его так, значило бы изолировать его от системы, в состав которой он входит: это повело бы к ложной мысли, будто возможно начинать с языковых элементов и из их суммы строить систему, тогда как на самом деле надо, отправляясь от совокупного целого, путем анализа доходить до заключенных в нем элементов»[274].

Философская ориентация этого рассуждения направлена против позитивистского атомизма и тяготеет к устремлениям гештальт-психологии, начало формирования которой относят к 90-м годам XIX в. Неудивительно, что это требование, совпавшее с феноменологией Э. Гуссерля, было впоследствии подхвачено Л. Ельмслевом.

В центре интересов Соссюра была лингвистическая природа явления, что следует также из замены двух особенностей знака, произвольности и условности (которые были определены еще в дососсюровской науке), на одну, ибо условность как раз предполагает связь имени с вещью. Условность находится за пределами языковых фактов и является внешним свойством слова, т.е. она иррелевантна для его внутренней природы, произвольность же – это внутреннее свойство знака, как связь его двух сторон. Мы полагаем, что именно поэтому Соссюр заменил эти два свойства одним и вместо произвольности и условности знака в «Курсе…» говорится лишь о первой.

Произвольность трактуется Соссюром прежде всего как немотивированность, т.е. отсутствие естественной связи между означающим и означаемым. Он рассматривал произвольность как принцип, реализующий основные семиотические свойства языка[275], но с другой стороны, по его мнению, именно произвольность резко отличает язык от прочих социальных явлений, так как с нею связана проблема «изменчивости и неизменчивости знака»[276]. В противовес законам принуждения (Э. Дюркгейм) и законам подражания (Г. Тард), которые, по мнению французских социологов, определяют социальный факт, Соссюр выдвигает закон традиции, господствующий в языке как социальном явлении. С другой стороны, отличие языка от прочих социальных явлений, связанное с принципом произвольности, заключено в характере развития единиц языка, так как обе стороны лингвистического знака могут изменяться независимо одна от другой. Это положение было для Соссюра весьма важным для обоснования внутренней двойственности лингвистики. Говоря об этом, он с сожалением писал:

«Этот взгляд, внушенный нам исторической лингвистикой, не был известен традиционной грамматике, которая своими методами и не могла его сформулировать. Равным образом и большинство философов языка ничего о нем не знает, между тем ничто столь не важно с философской точки зрения»[277] (выделено нами. – Н.С.).

В своем предисловии в «Курсу…» Соссюра Т. Де Мауро подчеркивает, что

«Соссюр видел в произвольности фундаментальный принцип всей лингвистической реальности»[278],

поскольку она, являясь основой организации (правда, в разной степени) любой семиотической системы, определяет оппозитивный характер сущностей как означаемого, так и означающего. По мнению Де Мауро, оппозитивность вместе с линейностью выступают в качестве двойной основы того, что Соссюр называл равновесием языка, и в этом плане язык состоит из мельчайших сегментов означающего и означаемого и основних схем их возможных комбинаций, т.е.

«язык есть система структур минимальных знаков»[279].

К этому Де Мауро добавляет возможность производства новых знаков на основе аналогии как созидательной силы языка. Из произвольности он выводит два важных свойства языка, отмеченных Соссюром, – изменчивость во времени и социальный характер: