Любая наука обладает определенной совокупностью познавательных методов и процедур, составляющих то, что именуется конкретно-научной методологией. Специфика этой методологии определяется прежде всего спецификой ее объекта, а также целями и задачами, которые ставит перед наукой практика. В силу этого конкретную методологию нельзя рассматривать в качестве непосредственной реализации соответствующих моментов философской методологии, непосредственной реализации соответствующего мировоззрения. Метод в основе своей детерминируется прежде всего двумя кардинальными моментами:
1) задачей практического (в конечном счете) освоения того или иного фрагмента действительности;
2) конкретной спецификой упомянутого фрагмента.
Данные два момента, конечно, взаимосвязаны, так как решение задачи в нужном направлении (равно как и средства этого решения) не может игнорировать материала, с которым приходится иметь дело. Отсюда следует, что выработка метода требует, хотя бы в самой общей форме, представления об объекте познания.
Одновременно, поскольку эвристические характеристики метода тем более эффективны, чем более метод ориентирован на объект, постольку метод должен содержать определенную гипотезу о специфике объекта.
«Метод, – указывал Гегель, – не внешняя форма, а душа и понятие содержания»[470]
.Метод, следовательно, всегда должен быть адекватен предмету. Но подобная адекватность, т.е. зависимость метода от предмета, о которой Маркс писал:
«И разве способ исследования не должен изменяться вместе с предметом? Разве, когда предмет смеется, исследование должно быть серьезным…?»[471]
,самым непосредственным образом связывает метод с общеметодологическими основами конкретного научного направления. Ведь определение предмета науки зависит от философских и мировоззренческих категорий. Эффективность метода в логическом освоении объекта тем выше, чем правильнее, объективнее, истиннее наши воззрения на природу объекта. И именно в вопросе о природе объекта, о его сущности, в видении объекта и через картину объекта как части общенаучной картины мира, метод смыкается с философскими категориями, с научным мировоззрением.
Роль философии в процессе познания проявляется прежде всего в том, что те или иные конкретные философские принципы накладывают определенные ограничения на класс возможных конкретнонаучных принципов, обусловливая тем самым и определенный их выбор, определенные тенденции в предпочтительном их использовании. Философские категории, будучи категориями максимальной общности, определяют общие черты, стороны, моменты, имеющие место во всяком процессе познания действительности. Поэтому, когда тот или иной метод претендует на всеобщность, он становится уже не просто элементом в системе познавательных средств науки, а обретает общеметодологический статус, превращается в философскую категорию.
Применительно к языку это обнаруживается, например, в абсолютизации формальных методов, исходящих из понимания объекта лишь как формы. Абсолютизация дистрибутивного метода, отталкивающаяся от понимания языка как структуры дистрибутивно-реляционного типа и отрицающая все и вся за пределами таковой, также ведет к наделению метода дистрибуции философскими характеристиками. Вместе с тем гипертрофия, абсолютизация метода является следствием слабости философских и общеметодологических основ научного направления, так как в последнем случае научное познание закрывает глаза на отсутствие абсолютивности в объективной реальности, на ее диалектический характер. Как совершенно справедливо замечает А. Маслоу,
«если единственным инструментом является молоток, существует искушение трактовать все как гвозди»[472]
.Иными словами, абсолютизация метода приводит к тому, что метод формирует объект, а не наоборот.
Метод по природе своей партитивен, так как призван решать вполне определенную задачу. Любой метод (будь то частнонаучный или общенаучный) дает нам знание о реальности в каком-то одном ее моменте. Наука не знает абсолютных методов, хотя хорошо знакома с абсолютизацией методов. Любые и любой методы, способные схватить некоторую часть объекта, эксплицировать и раскрыть его специфичность, могут и должны входить в арсенал познавательных средств лингвистики. В силу своей партитивности приложение конкретного метода к объекту в целях построения научного знания о нем неизбежно связано с определенными потерями. Однако эти потери временные, так как то, что не схватывается данным методом, познается другими методами, при других подходах к объекту познания. Гегель подчеркивал, что в познании, ничего не потеряв, ничего и не найдешь.