Читаем Философские произведения полностью

Я с тобой не согласен, что ты искреннее меня желаешь евангельской чистоты; ради нее я все терплю, до сих пор я выискиваю любой случай, чтобы приобщить всех к Евангелию. Впрочем, то, что ты называешь немощью или непониманием, отчасти разумение, а отчасти проницательность. Я читал кое-что из написанного тобой и чрезвычайно опасаюсь, не дурачит ли тебя как-нибудь сатана? С другой стороны, меня это настолько тревожит, что хорошо бы моему страху оказаться ложным! Я не хотел бы открыто говорить о том, в чем пока не убежден, а еще менее — о том, чего не понимаю. До сих пор я судил о деле Евангелия вернее, чем многие, которые похваляются именем Евангелия. Я вижу, что под этим предлогом появляется много беспутных и мятежных людей, вижу, что гибнут благородные науки и просвещение, вижу, что рвутся дружеские связи, опасаюсь, как бы не начался кровопролитный бунт,

Если твои помыслы чисты, то молю, чтобы Христос обратил в добро то, что ты делаешь. Ничто не сможет меня обольстить настолько, чтобы я в здравом уме поступился Евангелием ради человеческих страстей.

До сих пор я ничего против тебя не писал; я сделал бы это при великом одобрении властителей[1630] если бы не видел, что это не может произойти без ущерба для Евангелия. Я только пренебрег теми, которые повсюду всячески пытались убедить властителей[1631] в том, будто у нас с тобой союз, будто мы с тобой во всем сходимся и в моих книгах есть все то, чему учишь ты. Это мнение даже и теперь еще с трудом можно искоренить из их умов.

Меня не особенно тревожит то, что ты пишешь обо мне. Если посмотреть как следует — ничего не может быть проще: я хочу прийти ко Христу с чистой душой и всем этого желаю. Если ты хочешь научить всех той вере, которая есть у тебя, подумай, почему же ты с трудом терпишь, когда с тобой говорят научения ради? Может быть, Эразм, пишущий против тебя, приносит Евангелию больше пользы, чем пишущие в твою защиту какие-то глупцы, из-за которых и нельзя быть зрителем этой трагедии — о, если бы она не имела трагического конца! Они-то и толкают меня в противоположную сторону, даже если бы меня не загоняли туда властители!

Их бесчестность делает Евангелие для разумных людей ненавистным, и властители принуждают усмирять их мятежные бунты. Как бы не получилось, что пострадают невиновные! Ведь они никого по слушают, даже тебя! Наполняют мир безумными книжонками, которыми намерены обесценить труды древних ортодоксов.

Но обо всем этом можно долго писать. Я молюсь, чтобы Господь все обратил во славу свою.

Ты желаешь мне сдержанности в «Спонгии»[1632], когда в «Спонгии» я ни слова не сказал о жизни Гуттена, о его роскоши, о пьянстве, о дерзком распутстве, о глупейшей его похвальбе, которой никто из друзей не в силах вынести, о расточительстве, о деньгах, отнятых у картезианцев, об ушах, которые он отрезал у двух проповедников, о разбое, который он учинил трем аббатам на большой дороге, за каковое преступление казнили одного из его слуг, и о других широко известных его преступлениях.

И это в то время как он, не будучи вызван на это ни одним моим словом, предав дружбу в угоду какому-то бездельнику, хуже которого ничего и быть не может, возвел на меня столько ложных обвинений, сколько только может наплести один негодяй на другого,

О вероломнейшем распространении письма архиепископу Майнцскому[1633] я говорю, не называя его имени; о другом вероломстве, которое было им допущено по отношению ко мне, я молчу. О том, как он добился от меня многих рекомендательных писем ко двору короля, когда сам уже был в заговоре против короля и желал воспользоваться именем короля для обольщения супруги![1634]

Так он поступил с том, кому я был столь обязан! Разве у меня нет права говорить против него? Однако меня же называют несдержанным! Чего хотят Отто[1635] с Гуттеном? Ни разу не задетый ни одним моим слоном, он так неистовствует!

Ты говоришь, что эти люди подобны мне. Я же считаю их не людьми, а фуриями — не хватает только, чтобы я признавал их подобными себе! Через таких-то выродков и может восстановиться Евангелие?! Это они и есть оплот возрождающейся церкви?! И мне следует присоединиться к их союзу?!

Но об этом более чем достаточно. Иоахим очень понравился. Досадно, что у Меланхтона не было возможности [приехать]. Господь Иисус да направит твой ум к решениям, которые достойны Его Евангелия.

В Базеле, наскоро, на другой день после майских нон 1524 г.

ЭРАЗМ—ЛЮТЕРУ

[11 апреля 1526 г.]

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники философской мысли

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

В книгу вошли одни из самых известных произведений английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) – «Основы философии», «Человеческая природа», «О свободе и необходимости» и «Левиафан». Имя Томаса Гоббса занимает почетное место не только в ряду великих философских имен его эпохи – эпохи Бэкона, Декарта, Гассенди, Паскаля, Спинозы, Локка, Лейбница, но и в мировом историко-философском процессе.Философ-материалист Т. Гоббс – уникальное научное явление. Только то, что он сформулировал понятие верховенства права, делает его ученым мирового масштаба. Он стал основоположником политической философии, автором теорий общественного договора и государственного суверенитета – идей, которые в наши дни чрезвычайно актуальны и нуждаются в новом прочтении.

Томас Гоббс

Философия