Философские произведения

III. Здесь надо заранее обдумать, чтобы не растревожило тебя то, что может соблазнить случайно невежественную толпу (vulgus). Надо, чтобы ты не думала, будто человек на самом дело не создан благим, так как он творит также и зло, оттого что сама природа не вынуждает его к необходимости неизменно творить добро. Если ты поразмыслишь усерднее и принудишь душу свою тщательнее обо всем этом подумать, то тебе откроется, что положение человека настолько лучше и выше, насколько более низким мнилось оно тебе прежде. Ибо в том, что имеется два разных пути, в самой свободе выбора этих двух сторон и заключается преимущество разумной души. В этом-то, говорю я, и заключаются вся честь природы нашей, в этом-то и есть ее достоинство, из-за этого, наконец, все великие люди и заслуживают хвалы и награды. И вообще не было бы никакой добродетели у того, кто пребывает в добре, если бы он не имел возможности перейти на сторону зла. Ибо волей своей Бог даровал своему разумному творению добровольный выбор и свободную волю.

Наделив человека и той и другой возможностью, Он, собственно, сотворил так, что тот поступает как хочет, дабы, способный к добру и злу, имел он по природе своей две возможности и по своейволе склонялся бы к одному или же к другому. Иначе не по собственному побуждению сотворит он добро, если он не может равным образом избрать также и зло.

Всеблагой Творец пожелал, чтобы мы были способны делать и то и другое, но делали бы только одно, а именно добро, как Он и повелел. Он даровал нам возможность творить зло только для того, чтобы мы по собственной нашей воле творили Его волю. Если верно, что мы можем творить также и зло, — это благо. Благо, повторяю я, потому что это усиливает дело добра. Ведь человек добровольно его выбирает, он следует добру не по необходимости, но свободный по праву своему.

Конечно, нам дозволено выбирать и отвергать, одобрять и пренебрегать. Не в том ли и состоит преимущество разумной твари (rationabilis creatura) перед прочими, что есть у нее нс только блага, присущие ей по необходимостп, но она одна из всех имеет волю (voluntas).

Многие, однако, от нечестия своего не менее, чем от безумия, когда речь идет о состоянии человека — страшно сказать, порицая дело Господнее, говорят, будто надо было создать человека таким, чтобы он вовсе не мог творить зла. Говорит глина горшечнику: «Зачем ты меня так сделал?»[1646] И бесчестнейшие из людей, когда говорят, что нехорошо устроено, нехорошо они сотворены, и предпочитают, чтобы их сотворили иными, говорят так, дабы казалось, будто они стремятся исправить свою природу, однако не желают при этом исправлять свою жизнь.

Благо природное присуще, таким образом, вообще всем, оно может открыться и обнаружиться также и у язычников, которые вовсе не чтут Бога. Ибо сколь многих философов слушали мы, читали и сами видели, что они чисты, терпеливы, смиренны, свободны, воздержанны, милостивы, пренебрегают славой мирской и радостями, любят праведность не менее, чем знания! Почему же, спрашиваю я, у язычников есть то, что угодно Богу? Откуда взялось в них это добро, если не оттого, что оно свойственно им по самой природе?

И если мы видим, что те добродетели, которые я назвал, имеются все у одного человека или же по одной у каждого из них в отдельности, то при том, что природа у всех людей единая, на этом примере мы убеждаемся, что у всех людей может быть все, или что все находится во всех, или что отдельные добродетели могут быть у отдельных людей.

Если же люди без Бога показывают, какими они сотворены, то поразмысли о том, что могут свершить христиане, природу и жизнь которых Христос направил на лучший путь и которым к тому же помогает Божья благодать!

IV. Перейдем, однако, к тайнам нашей души! Пусть каждый повнимательнее посмотрит на самого себя! Спроси-ка, что говорят об этом собственные наши помышления, По чистой совести рассудим о благе, присущем самой нашей природе! Наставим себя дружеским своим поучением! Изучим блага нашего ума (mens), исходя только лишь из самого этого ума!

Что же это такое, заклинаю тебя, что при всяком нашем грехе мы то краснеем, то бледнеем и обнаруживаем свою вину то краснотой, то бледностью? Отчего в смятении своем даже при малом проступке мы избегаем свидетеля и нас терзает совесть? И напротив, во всяком добром деле мы радостны, бесстрашны и уверены; если скрыта от других людей наша радость, то мы желаем им открыться, жаждем этого! Разве это не значит, что сама природа свидетельствует о себе, обнаруживая свою благость и то, что ей неугодно собственное ее зло, что она чувствует себя твердо только в добрых делах, показывая, что ей присуще одно лишь добро? Оттого, когда и нет палача, виновник преступления часто страдает от мук своей собственной совести, оттого неизвестного ответчика преследует тайная кара его собственного сознания. При наличии вины нет места безнаказанности, потому что в самом преступлении уже заключено наказание.