Ее призыв к стратегической антропоморфизации и признанию витальности нечеловеческих агентов, хотя и является привлекательным, грозит превратить само их бытие в гуманистическое подобие, в котором исходная встреча с инаковостью растворится в гомогенности, в которой отличие сводится к тому же самому. С исторической точки зрения провозглашение Беннетт витального материализма приводит к признанию «mea culpa» гуманистического субъекта, в котором отражается религиозная и моральная риторика. «Единая материя-энергия, творец всего видимого и невидимого» выступает довольно очевидной парафразой авраамического Бога; христианское понятие первородного греха перекраивается в русле человеко-центризма, представляясь «фантазиями о человеческом господстве»; правильное и «ошибочное» эмпирически размещаются в герменевтических практиках, которые мы навязываем сами себе. Говоря точнее, субъект у Беннетт – это человек образованный и добрый, который в ее портрете пытается вступить в отношения с бытием, которое, по ее словам, «сопротивляется» «всестороннему пониманию». Мы, конечно, можем оценить ее попытку свергнуть суверенного гуманистического субъекта; и все же ее тезис о необходимости антропоморфизации может считаться оборотной стороной той самой гуманистической привилегии, которую она пытается пошатнуть (такое включение не-человека подспудно еще больше подтверждает приоритет человека). По этой причине философский постгуманизм может сомкнуться, скорее, с агентным реализмом Барад. Рассмотрим, почему это так.
Чем отличается витализм от агентного реализма Барад?
Представлением Барад об агентном реализме подчеркивается интра-конституция бытия, но для этого не используются медиированные термины: «Вместо того чтобы наделить людей привилегированным статусом в теории, агентный реализм призывает теорию описать интра-активное появление самих “людей” как специфических феноменов… Интра-акции – не результат человеческого вмешательства; скорее, “люди” сами возникают в специфических интра-акциях» [Barad, 2007, p. 352]. Теоретическое исследование материи у Барад не ограничивается вопросами добра и зла. Она не впадает в иллюзию истоков: люди сами являются интра-акциями, а потому их нельзя свести к материальному или моральному основанию. Тогда как Беннетт свой онтологический отправной пункт, как и свои этические стратегии, связывает с неопределимым витальным принципом. Присмотримся к этому моменту внимательнее, чтобы познакомиться с еще одним движением, с которым Джейн Беннетт была частично связана[362] и которое не всегда относят к общей рубрике постчеловека, хотя у них и есть нечто общее. Речь об объектно-ориентированной онтологии.Что такое объектно-ориентированная онтология (ООО)?
Объектно-ориентированная онтология – это философское движение, которое сформировалось в начале второго десятилетия XXI века, попытавшись привлечь внимание к объекту или, говоря точнее, к независимости и автономии объекта, который следует рассматривать независимо от субъекта и вне связи с другими объектами. Хотя в этом движении есть разные подходы и направления, Питер Волфендейл выделяет два основных компонента ООО: «Во-первых, каждый объект больше того, что представляется в нем другим объектам; во-вторых, каждый объект независим от любого другого объекта» [Wolfendale, 2017, p. 297]. Вольфендейл подчеркивает то, что «приоритет индивидуальности и дискретности перед реляционностью и непрерывностью» [Ibid., p. 298] «противоречит многим направлениям современной метафизики (например, акторно-сетевой теории, философии процесса и связанным с нею новым материализмам» [Ibid.]. Этот приоритет в то же время отделяет ООО от философского постгуманизма. Вот почему ООО не всегда включается в постчеловеческие дискуссии, если не считать нескольких исключений[363]. Но в то же время между двумя движениями должно развиваться продуктивное взаимодействие, поскольку ООО поднимает некоторые важные для постгуманистической рефлексии вопросы, требуя более глубокого осмысления онтологического значения реляционности, о чем мы будем говорить в следующих разделах.