Философский постгуманизм

Является ли перспективизм Ницше человекоцентричным? Здесь нам стоит обратить внимание на то, что перспективы, на которые указывает Ницше, не обязательно являются человеческими, хотя он понимает, что его собственное исследование покоится на определенных человеческих позициях, передается в человеческих категориях, и, возможно, больше подходит будущим людям, а не его современникам, о чем он сам не раз говорил, например, в работе «Воля к власти» (1906[334])[335]. Этот книга, собранная из его записок уже после смерти Ницше его сестрой Элизабет Ферстер-Ницше (1846–1935), особенно важна для нашего обсуждения. Например, в книге 3, раздел 481 (1883–1888), Ницше особо дистанцируется от статичного понятия субъекта, утверждая: «“Все субъективно” – говорите вы, но это уже толкование. “Субъект” не есть что-либо данное» [Ницше, 2005, c. 281]. Процесс приобретения знаний соответствует процессу самопознания, то есть приобретению знания о себе. Говоря в категориях аутоэпоэзиса, в познании «другого» отражается процесс познания «себя». А в постчеловеческих категориях об этом можно сказать так: субъект и объект неразделимы. Ницше разъясняет свой перспективизм следующим образом: «Поскольку вообще слово “познание” имеет смысл, мир познаваем, но он может быть истолковываем и на иной лад, он не имеет какого-нибудь одного смысла, но бесчисленные смыслы. “Перспективизм”» [Там же]. С его точки зрения, не существует абсолютных истин, которых можно было бы достичь, есть только ситуативные перспективы[336]. Ницше развивает герменевтическое значение своего перспективизма утверждая[337]: «Против позитивизма, который не идет далее феноменов (“существуют лишь факты”) я возразил бы так: нет, именно фактов не существует, а только интерпретации» [Там же]. Далее он добавляет: «Наши потребности, вот что истолковывает мир, наши влечения и их “за” и “против”» [Там же]. Используя местоимения первого лица множественного числа («Наши потребности, вот что истолковывает мир») и сравнивая свой тезис с двумя другими философскими подходами, а именно позитивизмом и субъективизмом, Ницше неявно предполагает, что глаза, подразумеваемые его собственным подходом, – человеческие. Но он утверждает, что это не всегда так[338]: «Бывают разные глаза. И сфинкс тоже имеет глаза – а следовательно, существует и много “истин”, а следовательно, истины совсем не существует» [Там же, c. 305]. Выражение «истины совсем не существует» нуждается, в контексте этой книги и в целом постгуманизма, в дополнительном пояснении. Рассмотрим его сначала в связке с понятием «факта».

Поддерживает ли постгуманизм понятие «факта»? В эпоху постправды, в которую, говорят, мы живем, нам следует пояснить то, что подрыв понятий «фактов» и «истины» у Ницше не подкрепляет сегодняшнего постфактуального подхода к политике; он устраняет возможность не столько знания, сколько универсализации одной точки зрения как абсолютно объективной[339]. Однако его критика фактов (в вышеприведенной цитате: «именно фактов не существует, а только интерпретации») может стать скользкой дорожкой. Вот почему мы не будем отказываться от понятия «факта», но попытаемся переосмыслить его с перспективистской постгуманистической точки зрения, согласно которой факты можно считать интегрированным ландшафтом всех материальных перспектив, связанных с определенным фактуальным узлом. Например, тот факт, что я существую, может рассматриваться в симфонии моего феноменологического опыта, но также в опыте всех человеческих и нечеловеческих агентов, с которыми я взаимодействую. Иными словами, тот факт, что я существую, не просто полагается мной самой («Я знаю, что существую») или другими («Я знаю, что существую, поскольку другие знают, что я существую»), он должен пониматься как процесс, реализующийся всеми этими взаимосвязанными потоками. Глаза повсюду, в умножении перспектив, которое обогащает наше постгуманистическое понимание эпистемологии и онтологии, постепенно подводя наше размышление к мультиверсуму, о котором мы будем говорить в главе 30.