Финансы спасут мир? Как заставить деньги служить общему благу

Прежде всего, это был кризис финансовых инноваций. Неконтролируемую цепную реакцию, чуть-чуть не погубившую систему, в значительной степени спровоцировали быстрое развитие секьюритизации и внебалансовых механизмов рефинансирования, а также бесконечное пакетирование субстандартных ипотечных кредитов. Увлекшись идеей значительного экономического прогресса, который системе удалось обеспечить, финансисты адаптировали под нее ряд продуктов, даже не задумываясь о последствиях их применения. Связь между причиной и следствием была нарушена. Финансисты создали задолженность, а затем благодаря ей выкупили активы, доходность которых побуждала их создавать, используя все более изощренные финансовые инновации. Долгов становилось еще больше, и этот процесс продолжался до тех пор, пока не становился полностью неуправляемым. Этот подход, реализовывавшийся с помощью подобных инструментов, привел к возникновению искусственного богатства, которое какое-то время сохранялось, но затем надувшийся пузырь лопался. Самый большой урок, который мы можем извлечь из кризиса 2007–2008 гг., заключается в следующем, если перефразировать высказывание Франсуа Рабле: «Итогом финансов, используемых без совести, может быть только гибель мира»[50]. Прирученные финансы – хороший слуга, но без присмотра они становятся очень плохим хозяином. Неконтролируемые и действующие по своему усмотрению, они могут привести мир к катастрофе. Пол Волькер, бывший председатель Федеральной резервной системы, который посоветовал Бараку Обаме провести финансовую реформу, горько сетовал на то, что реальных финансовых инноваций было мало, а последней из них, действительно работающей, был банкомат.

Мы не должны забывать о том, что финансовые рынки, вопреки традиционным представлениям, могут быть иррациональными, что часто и происходит. Например, в октябре 1987 г. промышленный индекс Доу-Джонса за один день потерял 22,7 % своей стоимости, хотя никакого объяснения такого развития событий не последовало. Экономика в то время, безусловно, переживала резкий рост долгосрочных процентных ставок, но почему этот черный день случился именно тогда? Социологи говорят о «переломной точке», или о «пороге толерантности», понимая под этим критический момент преобразования сингулярного явления в обычное. В случае фондового рынка это означает, что игроки игнорируют тренд до тех пор, пока он не становится настолько заметным, что приводит к моментальной и значительной утрате коллективного доверия. Движение курсов на фондовом рынке никогда не бывает постоянным или регулярным, для него, скорее, характерны колебания и корректировки. Там можно наблюдать и повторение каких-то подходов, и даже проявление маний, подобных буму с тюльпанами в Голландии в XVII веке[51]. За две недели без какой-либо видимой причины тюльпаны вдруг подорожали с 50 до 1000 флоринов, что вызвало в стране небывалый ажиотажный спрос на них, но через какое-то время внезапно началась паника, и на этом рынке произошел обвал. В обоих случаях рынок захватила иррациональная и непреодолимая сила, которая толкала цены вверх до тех пор, пока они не достигали пикового значения, а затем неожиданно начинали стремительно падать, вызывая очередной крах. Тем не менее каждый раз в подобных ситуациях мы думаем: «Ну, на этот раз все пойдет по-другому»[52], но события все время развиваются почти по одному и тому же сценарию, всегда заставая нас врасплох.

Если говорить о кризисе 2007–2008 гг., то надо признать, что нам очень хотелось верить больше, чем когда-либо, в абсолютную рациональность происходящего и эффективность наших финансовых инструментов, несмотря на присущую системе иррациональность. Эту иллюзию поддерживает и усиливает, несомненно, альянс финансов с цифровыми технологиями. Алгоритмический инструмент подталкивал участников рынка к системному использованию тех моделей определения стоимости, которые постепенно становились стандартными. Эта опасность грозит любым моделям, так как их применение упрощает реальность. Люди всегда склонны подменять реальность своими представлениями о ней, хотя бы для того, чтобы иметь возможность принять решение. При использовании финансовых моделей, построенных на основе средних значений, от которых они слишком часто отклоняются[53], нередко хочется от них отойти, забывая обо всех рисках такого решения. К тому же модели убеждают нас в маловероятности экстремальных событий, а мы стремимся проверить, действительно ли это так. По своей сути финансовый язык – это диалекты. Если эти универсальные языки не контролировать, они начинают действовать как непреодолимые силы. При таких условиях их сближение может стать взрывоопасным, что и привело к серьезному кризису в 2007–2008 гг. Воздействие этого общего мощного языка неминуемо обернулось древним соблазном наподобие того, который привел к разрушению Вавилонской башни.

Кризис неполной глобализации