Во Франции один из символических поворотных моментов случился летом 2008 г. В то время Франция обсуждала формулировку минимального социального дохода, который предложил установить министр Мартин Хирш. Эксперты отчаянно спорили о том, насколько необходим стране этот шаг и какие средства пойдут на него из бюджета – 500, 600 или 800 млн евро. В сентябре о банкротстве заявил банк Lehman Brothers. Николя Саркози тут же выделил 420 млрд евро для оказания помощи банкам, а США для Уолл-стрит нашли 700 млрд долларов. Короче говоря, два месяца спорили о том, где найти миллионы евро для бедных, а через месяц отыскали, как фокусник в своей шляпе, миллиарды для спасения финансов! Но самое смешное состоит в том, что во Франции эти два вопроса были поставлены на голосование в одном и том же законопроекте. Конфликт власти с населением страны был неизбежен. Мы никогда не сможем объяснить ни французам, ни американцам, ни другим гражданам мира, что выделение банкам 400 млрд евро или 700 млрд долларов в конечном итоге были вынужденной и обоснованной мерой органов власти, сумевших с помощью этих денег предотвратить катастрофу, которая могла случиться при крахе банковской системы в каждой стране.
Второй подобный конфликт произошел 24 сентября 2008 г. в Тулоне, Франция, когда президент Саркози заявил, что он не допустит того, чтобы какой-либо «вкладчик потерял хотя бы один евро», и направит все силы государства на защиту вкладов граждан. После этого у 65 млн французов сразу возник вопрос: «Почему мои депозиты оказались под угрозой?». До тех пор лишь немногие из них понимали, что банк – это не безопасное хранилище для денег, терпеливо ожидающих своего часа, что банки вкладывают депозиты своих клиентов в финансовую систему, используя эти ресурсы, трансформируя и перераспределяя их по всем четырем сторонам света. К счастью, речь в Тулоне не вызвала паники и не заставила жителей страны штурмовать банки, чтобы забрать оттуда свои сбережения. Но все финансовые игроки вздрогнули при этих словах! Это заявление, сделанное во Франции, эхом прокатилось по всему миру. Люди внезапно осознали, что на самом деле происходит в их банках. В то время по всему миру демонстрировался популярный мультфильм, в котором звучали такие слова: «Нобелевская премия по экономике за 2008 год присуждается миссис Джонс за то, что она хранит свои сбережения дома». Один из кадров этого мультфильма, заключенный в рамку, висит у меня в кабинете.
Люди поняли ошибочность своих представлений о финансах – оставленные без контроля, они становятся более сложным и опасным феноменом, чем казались вначале. Эта удивительная сила, призванная, как мы полагали, служить нам, вышла из-под контроля. Большинство людей прежде восхищались финансами и не сомневались в них. Но внезапно занавес, скрывавший все происходящее, упал, и все увидели, что финансы-то, оказывается, голые. Это откровение было очень пугающим.
Органы власти, как и банкиры, все еще расплачиваются за свои ошибки и неверные теории, которыми они руководствовались, а обычных людей возмущало то, что их попользовали и бросили на произвол судьбы. Им казалось, что власть спасала могущественных, «этих космократов» и тех людей, которые, по словам главного редактора агентства Bloomberg Джона Миклетвейта[60]
, базируются в Лондоне или Париже и знают Нью-Йорк и Сингапур лучше Детройта, Бирмингема или Марселя. Всем же остальным предложили: спасайтесь сами, как сможете. И сегодня это огромное разочарование людей вылилось в глобальный популизм.Но еще тревожнее то, что рынки, как и сама власть, задают вопросы и обычным, и центральным банкам. Об этом свидетельствуют дебаты в Германии по поводу «диктатуры» ЕЦБ и вновь возникшее у Конгресса США стремление усилить контроль над Федеральной резервной системой или регламентировать ею свои решения. В еврозоне, как и среди членов «Двадцатки», каждый подозревает другого в намерении обесценить свою валюту, из-за чего на биржевом рынке сохраняется напряженность. Инвесторы стали сверхчувствительны к репутационным рискам. В 2010 г. на нашей ежеквартальной выездной презентации для инвесторов один управляющий активами сказал мне: «Я больше не покупаю банковские акции по трем причинам: 1) банки больше не нравятся людям, если вообще когда-нибудь такое было; 2) при новых действующих правилах рентабельность банка будет уменьшаться; 3) даже если банк получит прибыль, он все равно останется рисковым, поскольку действительно не нравится людям (см. пункт 1), и в будущем его начнут либо облагать налогами, либо штрафовать, поэтому банки меня не интересуют».
Даже не пытайтесь говорить о банковской деятельности с каким-нибудь шотландским инвестором. В Эдинбурге, где в 2009 г. проходила наша выездная презентация для инвесторов, люди, с которыми я встречался, стыдились того, что две крупнейшие банковские катастрофы в Великобритании были спровоцированы Королевским банком Шотландии и Банком Шотландии.