Финиас Финн, Ирландский член парламента

— Я такъ желала бы познакомиться съ нимъ! сказала мадамъ Гёслеръ: — я люблю сумасшедшихъ и тѣхъ, у кого нѣтъ ни шиллинга въ карманѣ, и немножко сумасбродныхъ. Не можете ли вы привести его ко мнѣ, мистеръ Финнъ?

Финіасъ не зналъ, что ему сказать и какъ раскрытъ ротъ, чтобы не выказать своего огорченія.

— Я буду очень радъ пригласить его, если вы желаете, сказалъ онъ, какъ будто этотъ вопросъ былъ сдѣланъ серьёзно: — но я теперь не такъ часто, какъ прежде, вижусь съ лордомъ Чильтерномъ.

— Вы не вѣрите, что Вайолетъ Эффингамъ приняла его предложеніе? спросила мистриссъ Бонтинъ.

Онъ помолчалъ съ минуту, а потомъ отвѣтилъ глубоко-торжественнымъ голосомъ, съ серьезностью, которую не въ состояніи былъ преодолѣть:

— Она приняла.

— Вамъ это извѣстно? спросила мадамъ Гёслеръ.

— Да, мнѣ это извѣстно.

Еслибъ кто-нибудь сказалъ ему заранѣе, что онъ объявитъ объ этом во всеуслышаніе за столомъ мадамъ Гёслеръ, онъ сказалъ бы, что это невозможно. Онъ сказалъ бы, что ничто не заставитъ его говорить о Вайолетъ Эффингамъ въ настоящемъ расположеніи его духа и что онъ отрѣзалъ бы скорѣе языкъ, чѣмъ заговорилъ бы о ней, какъ о невѣстѣ своего соперника. А теперь онъ объявилъ всю правду о своемъ несчастьи, о своей неудачѣ. Ему хорошо было извѣстно, что всѣ присутствующіе знали, почему онъ дрался на дуэли въ Бланкенбергѣ — всѣ, можетъ быть только за исключеніемъ лорда Фауна. Онъ чувствовалъ, что сообщая это извѣстіе о лордѣ Чильтернѣ, онъ покраснѣлъ до ушей и что голосъ его былъ страненъ. Но когда ему былъ сдѣланъ прямой вопросъ, онъ не могъ не отвѣтить прямо. Онъ намѣревался отвѣтить какой-нибудь двусмысленностью или шуткой, но это ему неудалось. Въ эту минуту онъ былъ способенъ сказать только правду.

— Я этому не вѣрю, сказалъ лордъ Фаунъ, который также забылся.

А я вѣрю, если это говоритъ мистеръ Финнъ, сказала мистриссъ Бонтинъ, которой нравилось замѣшательство, возбужденное ею.

— Но кто могъ сказать вамъ, Финнъ? спросилъ Бонтинъ.

— Его сестра, лэди Лора.

— Стало-быть, это должно быть справедливо, сказала мадамъ Гёслеръ.

— Это совершенно невозможно, сказалъ лордъ Фаунъ: — мнѣ кажется, я могу сказать, что это невозможно. А если это правда, то это самое постыдное дѣло. Все ея состояніе будетъ промотано. Лордъ Фаунъ, дѣлая свое предположеніе, выказалъ себя необыкновенно щедрымъ относительно брачнаго контракта.

Нѣсколько минутъ послѣ этого Финіасъ не сказалъ ни слова и разговоръ вообще былъ не такъ живъ и интересенъ, какъ это обыкновенно бывало на обѣдахъ мадамъ Гёслеръ. Мадамъ Гёслеръ сама совершенно понимала положеніе нашего героя. Она не поощрила бы вопросовъ о Вайолетъ Эффингамъ, еслибъ думала, что они доведутъ до подобнаго результата, и теперь она старалась завести другой разговоръ. Наконецъ ей это удалось и черезъ нѣсколько времени Финіасъ былъ способенъ разговаривать. Онъ выпилъ три рюмки вина и пустился въ политику, воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ противорѣчить лорду Фауну. Лоренсъ Фицджибонъ, разумѣется, былъ того мнѣнія, что министерство долго не останется. Послѣ того, какъ онъ оставилъ министерство, министры надѣлали ужасныхъ ошибокъ, и онъ говорилъ о нихъ такъ, какъ могъ бы говорить о нихъ врагъ.

— Однако, Фицъ, сказалъ Бонтинъ: — вы прежде такъ твердо поддерживали министровъ.

— Могу увѣрить васъ, что теперь я понялъ мое заблужденіе, отвѣчалъ Лоренсъ.

— Я всегда примѣчаю, сказала мадамъ Гёслеръ: — что когда вы, господа, подадите въ отставку, что обыкновенно дѣлаете по самымъ пустымъ причинамъ, вы становитесь самыми горькими врагами. Да, я начинаю понимать, какимъ образомъ идетъ политика въ Англіи.

Все это было довольно непріятно для Лоренса Фицджибона, но онъ былъ свѣтскій человѣкъ и перенесъ это лучше, чѣмъ Финіасъ свое пораженіе.

Вообще обѣдъ не удался и мадамъ Гёслеръ это понимала. Лордъ Фаунъ, послѣ того, какъ Финіасъ опровергнулъ его мнѣніе, почти не раскрывалъ рта. Самъ Финіасъ говорилъ слишкомъ много и слиткомъ громко, а мистриссъ Бонтинъ, которой хотѣлось льстить лорду Фауну, противорѣчила Финіасу.

— Я сдѣлала ошибку, говорила впослѣдствіи мадамъ Гёслеръ: — пригласивъ четырехъ членовъ парламента, занимавшихъ мѣста въ министерствѣ. Теперь я никогда не буду приглашать двухъ членовъ парламента за одинъ разъ.

Она это сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Милая мадамъ Максъ, отвѣчала мистриссъ Бонтинъ: — вы не должны только приглашать двухъ претендентовъ на руку одной молодой дѣвицы.

Въ гостиной мадамъ Гёслеръ успѣла остаться на три минуты одна съ Финіасомъ Финномъ.

— Итакъ это правду вы сказали, другъ мой? спросила она.

Голосъ ея былъ жалобенъ и нѣженъ, а глаза выражали сочувствіе. Финіасъ почти чувствовалъ, что еслибъ они были совсѣмъ одни, онъ могъ бы разсказать ей все и плакать у ея ногъ.

— Да, сказалъ онъ: — это правда.

— Я никогда въ этомъ не сомнѣвалась послѣ того, какъ сказали вы. Могу я осмѣлиться сказать, что я желала бы, чтобъ было совсѣмъ иначе?