Финиас Финн, Ирландский член парламента

«Я право не знаю, какъ извиниться переда вами. Я сказала вамъ, что всегда бываю дома по четвергамъ, и вчера я была дома, когда вы были у меня. Но я была нездорова и велѣла слугѣ не принимать никого, не думая, какъ много потеряю я. Конечно, я не поддалась бы глупой головной боли, еслибъ думала, что ваша свѣтлость будете у меня. Вѣрно, я теперь не могу даже надѣяться получить вашу фотографическую карточку.

«Ваша раскаявающаяся

«МАРІЯ г.»

Бумага была очень хорошенькая, почти безъ духовъ, вензель малъ, новъ, фантастиченъ, почеркъ и подпись понравились герцогу. Поэтому онъ написалъ отвѣтъ:

«Любезная мадамъ Гёслеръ, я заѣду въ будущій четвергъ, а если что-нибудь задержитъ меня, дамъ вамъ знать.

«Преданный вамъ

«о.»

Когда зеленая коляска подъѣхала къ дверямъ въ слѣдующій четвергъ, мадамъ Гёслеръ была дома и у ней не болѣла голова.

Теперь она вовсе не выказывала раскаянія. Она вѣрно обдумала глубоко это обстоятельство и рѣшила, что раскаяніе привлекательнѣе въ письмѣ, чѣмъ при личномъ свиданіи. Она приняла своего гостя совершенно непринужденно.

— Я такъ жалѣла, когда получила вашу карточку, скакала она: — а теперь такъ рада, что вамъ отказали.

— Если вы были больны, отвѣчалъ герцогъ: — то конечно это было лучше.

— Я была ужасно больна, сказать по правдѣ, блѣдна какъ смерть. Я не была способна видѣть никого.

Тогда, разумѣется, вы поступили хорошо.

— Но въ головѣ у меня немедленно промелькнула мысль, что я назначила день, а вы были такъ добры, что вспомнили объ этомъ. Но я не думала, чтобы вы пріѣхали въ Лондонъ, пока не пройдутъ мартовскіе вѣтры.

Мартовскіе вѣтры дуютъ вездѣ на этомъ несчастномъ островѣ, мадамъ Максъ Гёслеръ, и отъ нихъ избавиться нельзя. Молодость можетъ устоять противъ нихъ, но на меня они дѣйствуютъ такъ сильно, что выгонятъ меня изъ моего отечества: Я сомнѣваюсь, долженъ ли старикъ жить въ Англіи, если это зависитъ отъ него.

Герцогъ конечно былъ старикъ — если семидесятилѣтній возрастъ можетъ назваться старостью — и притомъ онъ несъ свои лѣта не очень бодро; онъ ходилъ медленно, но въ его осанкѣ было какое-то величіе; онъ былъ высокъ и не горбился, и можетъ быть, портной помогалъ ему. Когда онъ упомянулъ о своей старости и объ ея молодости, она сказала нѣсколько словъ о разницѣ между дубомъ и тростникомъ. Она сидѣла спокойно па диванѣ, а герцогъ на креслѣ передъ нею.

Черезъ нѣсколько времени карточка была вынута изъ кармана его свѣтлости Этотъ подарокъ карточекъ и просьба подарить карточку взамѣнъ самое нелѣпое обыкновеніе нынѣшняго времени.

— Кажется, я не очень похожъ?

— О! вы очень похожи, но гораздо старше.

Вотъ самое обыкновенное замѣчаніе въ подобныхъ случаяхъ Мадамъ Гёслеръ увѣряла, что карточка герцога дороже для нея всѢхъ карточекъ на свѣтѣ, а герцогъ увѣрялъ, что онъ будетъ носить карточку мадамъ Гёслеръ близъ своего сердца; я боюсь, что онъ сказалъ: навсегда. Тутъ онъ взялъ ея руку и пожалъ, сознавая, что для семидесятилѣтняго Человѣка онъ дѣлаетъ эти вещи очень хорошо.

— Вы пріѣдете ко мнѣ обѣдать, герцогъ? сказала она, когда онъ заговорилъ объ отъѣздѣ.

— Я никогда не обѣдаю въ гостяхъ.

— Именно по этой причинѣ вамъ надо обѣдать у меня. Вы не встрѣтитесь у меня съ тѣми, съ кѣмъ вы не желали бы встрѣчаться.

— Я предпочелъ бы видѣться съ вами такимъ образомъ какъ теперъ и если обѣдаю не дома, то только на какихъ-нибудь церемонныхъ обѣдахъ, отъ которыхъ я не могу отказаться, не сдѣлавъ обиды.

— И вы не можете отказаться отъ моего маленькаго нецеремоннаго обѣда — не сдѣлавъ обиды.

Говоря это, она взглянула ему въ лицо, и онъ понялъ, что мысли ея согласуются съ ея словами. Онъ также взглянулъ ей въ лицо и нашелъ, что глаза ея были гораздо блестящѣе всѣхъ глазъ, которые онъ видалъ въ послѣднее время.

— Назначьте сами день, герцогъ. Удобно вамъ будетъ въ воскресенье?

— Если я долженъ…

— Вы должны.

Когда она говорила это, глаза ея сверкали все болѣе и болѣе, а румянецъ то пропадалъ, то выступалъ; а Когда она отряхала свои локоны, отъ нихъ неслось какое-то нѣжное благоуханіе. Потомъ ея ножка выглядывала изъ-подъ черной съ желтымъ драпировки ея платья, и герцогъ видѣлъ, что ножка эта просто совершенство. Потомъ она протянула палецъ и дотронулась до руки его. Рука ея была очень бѣла, а пальцы сверкали богатыми перстнями.

— Вы должны, повторила она, не умоляя теперь, а приказывая.

— Когда такъ, я пріѣду, отвѣчалъ онъ и день былъ назначенъ.

Пригласить гостей было немножко трудно, но мадамъ Гёслеръ просила герцога привезти съ собою лэди Гленкору Паллизеръ, жену его племянника. Онъ на это согласился. Какъ жена его наслѣдника, лэди Гленкора была для герцога всѣмъ, чѣмъ только женщина можетъ быть. Она вела себя очень прилично, не надоѣдала ему, а между тѣмъ была внимательна. Хотя въ домѣ мужа она была свирѣпымъ политикомъ, въ домѣ герцога она была просто привлекательной женщиной.

— Она очень умна, сказалъ однажды герцогъ: — она умѣетъ приноровиться ко всякому положенію. Если она должна переѣхать изъ однаго мѣста въ другое, она будетъ какъ дома въ обоихъ этихъ мѣстахъ.