Финиас Финн, Ирландский член парламента

— Теперь разскажите мнѣ о миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ.

— Мнѣ нечего разсказывать.

— Напротивъ, вы можете мнѣ многое разсказать. Вамъ не нужно щадить меня. Я не стану отпираться, что я получилъ жестокій ударъ, такой жестокій, что едва перенесъ его, но теперь я могу выслушать все. Она всегда любила его?

— Не могу сказать. Думаю, что любила по-своему.

— Мнѣ иногда кажется, что женщины были бы не такъ жестоки, сказалъ онъ: — еслибъ знали, какъ велико горе, которое причиняютъ онѣ.

— Развѣ она была жестока къ вамъ?

— Мнѣ не на что пожаловаться. Но еслибы она любила Чильтерна, зачѣмъ она не сказала ему этого тотчасъ? И почему…

— Это жалобы? мистеръ Финнъ.

— Я не жалуюсь. Я не хочу даже думать объ этомъ. Скоро ихъ свадьба?

— Въ іюлѣ — такъ они теперь говорятъ.

— А гдѣ они теперь будутъ жить?

— Этого никто не знаетъ. Кажется, они сами еще не рѣшили. Но Освальдъ сдѣлаетъ какъ пожелаетъ она. Онъ всегда былъ великодушенъ.

— У меня тоже не было бы своего желанія — кромѣ того, чтобы она жила со мною.

Наступило молчаніе, а потомъ лэди Лора отвѣчала ему съ оттѣнкомъ презрѣнія въ голосѣ — а также и съ нѣкоторымъ презрѣніемъ въ глазахъ:

— Все это очень хорошо, мистеръ Финнъ, но сезонъ еще не кончится, какъ вы будете то же говорить о другой.

— Вы несправедливы ко мнѣ.

— Мнѣ говорили, что вы уже у ногъ мадамъ Гёслеръ.

— Мадамъ Гёслеръ!

— Все-равно кто бы это ни былъ, только бы она была молода, хороша и занимала въ свѣтѣ положеніе не совсѣмъ обыкновенное. Когда мужчины говорятъ мнѣ о жестокости женщинъ, я думаю, что никакая женщина не можетъ быть жестока, потому что никакой мужчина неспособенъ страдать. А женщина страдаетъ, если ей измѣнятъ.

— Неужели вы хотите сказать мнѣ, что я равнодушенъ къ миссъ Эффингамъ?

Говоря такимъ образомъ, развѣ онъ забылъ, что онъ когда-то объяснялся въ любви къ этой самой женщинѣ?

— Еще бы!

— Вы вознамѣрились, лэди Лора, быть ко мнѣ жестокой, но вы говорите мнѣ не ваши мысли.

Тутъ она потеряла всякое самообладаніе и высказала ему всю правду.

— А чьи мысли говорили вы, когда мы съ вами были въ Лофлинтерѣ? Развѣ я несправедливо говорю, что перемѣна для васъ легка, или я такъ состарѣлась, что вы можете говорить со мною, какъ будто это были давно прошедшія сумасбродства, которыя слѣдуетъ забыть? Развѣ это было такъ давно? Вы говорите о любви. А я говорю вамъ, сэръ, что въ вашемъ сердцѣ любовь не можетъ держаться долго. Вайолетъ Эффингамъ! У васъ будетъ еще цѣлая дюжина Вайолетъ и вы отъ этого не умрете.

Она отошла отъ него къ окну, а онъ остался неподвижно и безмолвно на своемъ мѣстѣ.

— Вамъ лучше теперь идти, сказала она: — и забыть, что было между нами.

Главная мысль, преобладавшая въ головѣ его, когда онъ услыхалъ все это, была та, что нападки лэди Лоры несправедливы — нападки отъ женщины, которая открыто призналась, что она вышла замужъ за человѣка, котораго она не любила, потому что ей хотѣлось избавиться отъ того, кого она любила. Она упрекала его теперь за непостоянство, за то, что онъ отдалъ сердце свое другой женщинѣ, когда она сама была гораздо хуже, чѣмъ непостоянна — такъ глубоко вѣроломна! А между тѣмъ онъ не могъ защищать себя, обвиняя ее. Чего она хотѣла отъ него? Что предложила бы она ему, еслибъ онъ спросилъ о своей будущности, когда они находились вмѣстѣ у лофлинтерскаго водопада? Не говорила ли она ему, чтобы онъ нашелъ другую женщину, которую могъ бы полюбить? Развѣ она говорила ему тогда, чтобы онъ продолжалъ любить ее — ее, готовящуюся сдѣлаться женою другого человѣка? И потому что онъ этого не сдѣлалъ и потому что она сама себя сдѣлала несчастной, выйдя замужъ за человѣка, котораго не любила, она упрекала его!

Онъ не могъ сказать ей все это и потому основалъ свою защиту на тѣхъ словахъ, которыми они размѣнивались послѣ того объясненія, которое происходило между ними въ Лофлинтерѣ.

— Лэди Лора, сказалъ онъ: — не далѣе какъ два мѣсяца тому назадъ вы сами желали, чтобы Вайолетъ Эффингамъ сдѣлалась моей женой.

— Я никогда этого не желала; я никогда не говорила, что этого желаю. Есть минуты, въ которыя мы стараемся дать ребенку всякую игрушку, по которой онъ хныкаетъ.

Наступило новое молчаніе, которое она первая прервала.

— Вамъ лучше идти, сказала она: — я знаю, что компрометировала себя, и хочу остаться одна.

— Что же вы желаете, чтобы я сдѣлалъ?

— Сдѣлалъ? повторила она: — чтб бы вы ни сдѣлали, для меня рѣшительно все-равно.

— Развѣ мы съ вами должны быть чужіе другъ для друга, потому что было время, когда мы были болѣе чѣмъ друзья?

— Я ничего не говорила о себѣ, сэръ — только я должна была это сдѣлать вашими жалобами на ваше горе отъ любви. Вы ничего не можете сдѣлать для меня — ничего — ничего! Что вы можете сдѣлать для меня? Вы не отецъ мнѣ и не братъ.