Финиш

Надувшись, он подходит к «Ауди», плюхается на пассажирское сиденье и хлопает дверью. Поджимаю губы, чтобы удержаться от смеха над его редкой эмоциональной вспышкой, сажусь за руль и включаю печку на максимум, повернув вентиляционные дефлекторы в сторону Тобиаса. Оскорбленный в лучших чувствах, он сидит, как наказанный ребенок, и, играя желваками, смотрит в сторону. Еле сдерживая смех, завожу машину, и тут он заговаривает:

– Я неспроста, черт возьми, не втягивал в свои дела женщину. Во-первых, просить об этом в долгосрочной перспективе было бы чересчур. То, что сейчас происходит между нами, обида, которую ты на меня затаила, – вот причина. Одна из причин, почему я так жестоко наказал их за то, что они втянули тебя в это.

– Ты раздуваешь из мухи слона и принимаешь все близко к сердцу.

– У меня нет выбора. – Он молчит, пока я проезжаю оставшиеся несколько километров до дома, чувствуя, какая битва происходит у него в душе. Атмосфера в салоне накалилась, подпитываемая джином. Когда мы подъезжаем к дому, я хочу выйти из машины, но Тобиас останавливает меня, положив руку на бедро и смотря измученным взглядом.

– Ты – единственная причина, почему я верю в существование Господа. Я так часто хотел приехать за тобой…

– Не хочу этого слышать! – выпаливаю и сама удивляюсь, откуда во мне столько злобы.

– Я говорил тебе, почему не мог!

– Лучше от этого не становится!

Тобиас резко меняет тему, словно в голове у него вертится слишком много мыслей.

– Колин был твоим Люком? В книге Мэгги выходит за нелюбимого мужчину. Алисия была моим Люком. Я ее не любил. Не смог.

– В каком-то смысле он был им, но нельзя так обобщать отношения.

– Да что я знаю про отношения? – брезгливо бросает он. – Что большую часть своей гребаной жизни пытался их избегать? Я знаю, как обращаться с женщиной… знаю на практике, как их трахать, но еще ни к одной женщине не позволял себе прочувствовать что-то настоящее… до тебя. – Тобиас сглатывает и насмешливо качает головой. – Инстинктивно я всегда знал… если позволю себе влюбиться в женщину, это навредит всем членам Братства, и был прав. Черт возьми, я был прав. – Он стискивает рукой мое бедро. – А потом я потерял тебя.

Жгучая боль и наслаждение от его признания пробуждают мои запутанные чувства. Боль все же побеждает, и я борюсь с желанием вспылить, но Тобиас говорит правду. Такие уж мы по своей природе: так мы начали, сопротивляясь и ведя сражение с желанием и растущей потребностью друг в друге. Но все же обида одерживает победу.

– Ты не потерял меня. Ты намеренно, жестоко меня отверг, – напоминаю ему я. – Ты вынудил меня уехать.

– Мне пришлось! Я даже себя не мог защитить! – Тобиас внимательно смотрит на меня и чертыхается на французском и английском. – Я опоздал? – Он внимательно смотрит на меня покрасневшими глазами, а потом, выйдя из себя, бьет кулаком по приборной панели.

– Сколько ты выпил?

– Слишком мало!

Вздрагиваю, и он качает головой.

– Черт, извини. Не бойся меня. Господи боже, да перестань меня бояться! – Тобиас выскакивает из машины, обходит ее, вытаскивает меня, и я едва успеваю схватить сумку. Он с надеждой смотрит на меня, водя руками по моему телу. – У меня сюрприз.

А у меня, черт возьми, сердечный приступ!

Чувствую исходящую от него боль, отчаянное желание изменить все сейчас и ни секундой позже. Тобиас в стельку пьян, но все, что он чувствует, я чую нутром. Чувствую его боль, вину, тревогу из-за нашей ситуации и моего отказа принять его.

И по этой причине мой вернувшийся король[87] теряет рассудок.

Он ведет меня в дом и тут же прижимает к двери, повернув замок.

Один раз, второй, третий.

Тобиас стыдливо опускает взгляд в пол, увидев, что я обратила внимание на его действия.

– Это началось после смерти родителей, когда мне приходилось запирать Доминика в доме. Я должен был убедиться, что ему ничто не угрожает. Ложное ощущение безопасности, и умом я это понимаю, но что еще я мог поделать? Счет почему-то помогает. Когда его мало, пробежки помогают остановить мысли. А курение выручает в промежутках между пробежкой и первым глотком джина.

Сердце готово вырваться из груди, когда Тобиас смотрит на меня беспокойным взглядом.

– Ты понимаешь?

Киваю, не дрогнув.

– Это нервозность, и ее не нужно стыдиться. Извини, если когда-нибудь расстраивала тебя разговорами о ней.

– Она… – Тобиас обреченно вздыхает, – иногда берет верх.

Обхватываю ладонью его подбородок, и он накрывает мою руку своей, будто отчаянно нуждаясь в физическом контакте, и от этого жеста сжимается сердце.

– Это тревога, которая возникла в очень тяжелом и болезненном периоде твоей жизни. Когда я испытываю сильный стресс, оживают худшие из снов.