Финляндия. Творимый ландшафт

С братом Эриком он расплатился той же монетой: сначала отправил его с семьей (Катариной Монсдоттер, сыновьями Густавом и Хенриком, дочерью Сигурд) в Туркуский замок, где Хенрик и умер, а через год сослал пленников в менее доступное место – в замок Кастельхольм на Аландах. Но и там Эрик казался Юхану опасным: в 1573-м его разлучили с семьей и начали перевозить из одного шведского замка-тюрьмы в другую. В этом же году пятилетнего принца Густава отобрали у матери и отправили на воспитание в Польшу (он стал выдающимся авантюристом и алхимиком, а дни свои закончил в 1607-м в Кашине под Москвой, куда его заманили при Борисе Годунове и потом придерживали на случай создания марионеточного шведского правительства, хотя он и забыл начисто родной язык и явно саботировал эти планы, за что провел несколько лет в ссылке в Угличе). Эрика же отравили мышьяком, подсыпанным в бобовый суп. А Катарину Монсдоттер содержали до гибели мужа в Турку, потом Юхан позволил ей доживать с дочерью в финском поместье Лиуксиала, которым она управляла до своей смерти в 1612 году, пережив Эрика на 35 лет. Даже посмертная история злополучного Эрика XIV выглядит грубой и нелепой: вспомнил о нем через двести лет король-эстет Густав III и повелел сделать ему роскошную барочную гробницу в соборе города Вестерос. Саркофаг оказался короток, поэтому кости ног Эрика положили в новый гроб рядом с позвоночником и прочими его костями, буквально сунув ему ноги в руки.

В 1572-м брат Катерины Ягеллонки король Сигизмунд II Август скончался, и в Польше сменилась правящая династия: после сбежавшего из Кракова Генриха Валуа, который испугался отчаянных нравов польской шляхты, здесь утвердился человек с крепкими нервами – трансильванский князь Стефан Баторий, в котором Юхан III нашел мощного союзника в Ливонской войне с Иваном Грозным. В 1569-1571 годы сначала в Новгороде, а потом в Москве и Муроме в плену сидело отправленное с целью заключения мира посольство Юхана III во главе с епископом Паавали Юстеном (как уже упоминалось, он был первым биографом Агриколы, автором «Хроники епископов финляндских», также он подробно описал кафкианские обстоятельства своего пленения, в частности, то, как в Новгороде послов прогнали голыми по улицам). Иван Грозный объяснил послам, которые через полтора года плена были готовы сразу упасть ниц, что их мучения являются симметричным ответом на то, как в Стокгольме бросили в «чумное место» русских послов, которых он отправил в 1567 году за Катериной Ягеллонкой, получив «дезу» от короля Эрика, что она будто бы овдовела. При этом Грозный велел шведам встать, заметив, что сам он – христианский князь и не требует, чтобы перед ним лежали на полу[22]. Он хотел получить от Юхана III финские рудники или, по крайней мере, мастеров горного дела, 100 шведских всадников-военспецов, 10 000 иоахимсталеров-ефимок, Ливонию и титул «Господин Шведской земли», в противном же случае обещал пройтись по Финляндии с карательной экспедицией. Как известно, его угрозы нехорошо отозвались для родины: в последовавшем продолжении Ливонской войны Москва потеряла Ингерманландию и Корелу, которая была разрушена, а защитники и жители ее, около 2000 человек, погибли. Известно также, что было вырезано русское население Риги. (Ранее Иван претендовал и на польский трон, и даже с большими основаниями, чем на шведский: как потомок Рюриковичей и Глинских, он требовал себе Киев, однако и здесь проиграл социально близкому полякам-католикам Генриху Валуа.)

После смерти Катерины Ягеллонки, последовавшей в 1583 году, король Юхан III сохранял пропольскую католическую ориентацию. Незадолго до смерти Катерины они вдвоем посещали монастырь в Наантали, где еще жили последние католические монахини. Настоятельницей там одно время служила Вальборг Флеминг, сестра ближайших сподвижников Густава Васы, что, возможно, и помогло сохранить монастырь. Юхан, хотя и не вернул Церкви былой власти и богатства, восстановил элементы католического богослужения: ему особенно нравился праздник Тела Господня. Он вполне понимал, чем для общества становится утрата чувства сакрального, и боялся результатов Реформации. Отказался же он от подчинения своей Церкви Риму, в частности, потому, что видел большой смысл в богослужении на шведском и финском языках.