— В мост попали две бомбы, они небольшие, может, как мина от полкового миномета. В мосту побит–расщеплен только дощатый настил, но основа из бревен или бруса цела, нужно заменить только верхние доски, — объяснял Колотай. — Остальные четыре бомбы упали лишь бы где: одна на дорогу, другая в стороне, разбила дерево, еще одна попала в сарай, снесло половину крыши из гонта, но он не загорелся. В доме, недалеко от моста, повыбивало окна, но людей не зацепило, хотя они и не прятались.
— Главное, не побило людей. Все остальное — ерунда. Но еще один вопрос: как русский самолет один мог прорваться вглубь нашей территории? Почему его пропустили, не послали истребители? — спрашивал у Колотая хозяин дома. — Выходит, мы не застрахованы от всяких несчастий: от обстрелов с неба и с земли?
— Мне кажется, что это был разведчик: осматривал дорогу, перемещение войск, техники. Искал, так сказать, слабое место, в которое можно ударить… Ну и немного попугать людей: вот какие мы смелые, летаем по одному и вас не боимся. Вы нас бойтесь! — такова была миссия этого самолетика, — закончил Колотай свое объяснение. Хапайнен слушал внимательно, а потом заговорил сам:
— Это знак нашей слабости. Мы не можем задержать даже один русский самолет. Даже один! Так чего мы стоим? Скоро два месяца, как идет война, а результаты плачевные. Мы долго не продержимся. Хваленая линия Маннергейма начинает трещать, не выдерживает напора советской техники… Какой вывод можно сделать? А такой, что нужно вострить лыжи… Я все тянул до последнего дня, а сегодня скажу тебе честно и открыто: хочу отправить своего сына вместе с тобой. Знаешь куда? В Швецию! Тут не так и далеко…
У Колотая заныло сердце: такого варианта он не ожидал. Вариант очень интересный, хотя и опасный. Однако…
Хапайнен между тем продолжал:
— Мой Юхан знает шведский язык. Там у нас есть родственники, он не пропадет. А здесь его возьмут — и в огонь, на фронт… А ты, Васил, Колотай или Коллонтай, ты родственник советского посла в Швеции Коллонтай или нет — мне все равно, ты сойдешь за ее родственника, и она тебя выручит, я уверен. Так что для тебя есть смысл попробовать этот вариант. Как ты, не откажешься, не испугаешься? Что ты на это скажешь, Васил?
Колотай задумался только на минуту: с чего начать?
— Как только вы намекнули на какую–то дорогу домой, я насторожился, сразу вам не поверил, херра Хапайнен, а потом подумал, что в вашем предложении что–то есть. И хоть вы не сказали, как это все будет выглядеть, меня вы ужасно заинтриговали, просто купили сразу. И потому я терпеливо ждал, когда вы опять заговорите о своем плане, и вот дождался. И поскольку я был морально готов к походу на лыжах в любом направлении, я принимаю ваш план.
Тут же подумал: много наговорил, это не по–фински, Хапайнену может не понравиться, он может не поверить в его искренность. Но, видимо, ошибся.
— Я знал, что ты не испугаешься, Васил. Ты смелый парень, — и Хапайнен крепко пожал ему руку. Его ладонь была намного шире, чем у Колотая, и сила в ней чувствовалась немалая.
Странно, что госпожа Марта ни разу не перебила хозяина, не прервала их разговор, хотя были моменты, когда она настораживалась, ей тяжело было сдержаться, чтобы не спросить о чем–то важном, что ее волновало. И все же она не вмешивалась в мужской разговор.
А теперь Хапайнен ознакомил его с деталями плана. Он подвезет их на санях километров тридцать, затем они пройдут на лыжах приблизительно столько же и в небольшом городке — Юхан знает — зайдут переночевать к их знакомому, отдохнут и двинутся дальше. Там до границы останется каких–то полсотни. Обойдут справа Кели, за ним еще один городок — и там уже граница. Ее переходить лучше днем, потому что ночью пограничники — и финские, и шведские — выходят на дежурство, могут задержать, а днем они редко следят за переходом, можно сходить к знакомому на ту сторону, выпить шведского пива или чего покрепче — у них гонят хорошую самогонку.
Колотай удивился осведомленности Хапайнена в таком специфическом вопросе, как переход границы, и подумал, не занимался ли он когда–то сам этим видом спорта. Но если так, то еще и лучше, передаст им, молодым, свой опыт, который может очень пригодиться.
Видя, что Хапайнен на какое–то время замолчал, Марта тут же повернулась к ним.
— Я очень боюсь за вас, за Юхана и за тебя, Васил, — она так же, как и ее муж, называла его «Васил». — Может, вам не стоит идти в этот большой поход, может, пусть все идет так, как есть?
— Но мы же уже решили, — ответил как–то холодно Колотай. — Возможно это и опасно, но и ждать — тоже не лучший вариант.
— Мужчины такие — зачем им советоваться с женщинами? — обиженным тоном сказала она в множественном числе, но, видимо, имела в виду своего мужа и себя.
Разговор в таком русле шел еще долго, пока не закончился ужин. Юхан, видимо, жалея мать, не становился явно на сторону отца и Колотая, хотел смягчить материнское горе расставания с сыном. Поужинав, все старшие дружной семьей пошли хлопотать по хозяйству: поить, доить, раздавать корм животным.