Финская баня

Примерно через час все работы были закончены, и они вернулись в дом. Было еще светло — наверняка от северного сияния, которое постепенно, словно крадучись, начало вырисовываться на небе: сначала высоко–высоко, затем опускаясь, и чем ниже, тем сильнее холодом веяло от него. Так считал Колотай, глядя на это удивительное явление, которое очаровывает, пленяет, и ты уже сам не свой, уже сам себе не хозяин, ты — никчемная сила, с которой никто не считается, тебя просто берут и присоединяют к той огромной великой силе, живущей своей жизнью и по своим законам, которые тебе не были и возможно не будут знакомы, а тем более — понятны.

— Пойдем в дом, а то шея начинает болеть, — сказал Колотаю Хапайнен, который рядом, запрокинув голову, смотрел на переливы туманного зарева. — Тебе может и интересно, а мы уже насмотрелись, живя здесь, даже слишком. Вот если бы знать, что оно нам пророчит, было бы интересно. А так что?

«Если бы знать, что оно нам пророчит», — повторил Колотай слова Хапайнена, — если бы знать. Может, было бы легче жить? А может, и наоборот — тяжелее? Если знаешь, что тебя ожидает что–то хорошее… А если плохое? Нет, лучше пусть будет то, что есть. Ложись спать с надеждой… Если бы она еще была с большой буквы…»

И в мыслях он уже очутился на родной Случчине, в родительском доме. Что там делают его родные? Ужинают? Говорят о нем? Они уже, видимо, получили «похоронку», где черным по белому написано, что их сын геройски погиб… или пропал без вести. Пусть бы уже написали, что пропал без вести, как пропала без вести вся бригада лыжников, с которой он шел. Скорее всего, напишут, что он погиб в бою, проявив высокий героизм. Хотя никакого героизма не было, была ловушка, в которой нельзя было ничего иного сделать, кроме как умереть… Как сейчас он сказал бы: умирали как захватчики, без какого–либо геройства и славы. Героями были финны, защищавшие свой край, свой народ и свое будущее. А что он уцелел — случайность…

Спать легли поздно, но Колотай долго не мог уснуть. Мысли крутились вокруг его нового путешествия в неизвестную страну Швецию. Еще вопрос, как они доберутся до нее, дорога неблизкая, а там главное — пересечь границу. Шведы ни с кем не воюют, они не присматриваются внимательно к людям, не шпион ли это, не подозревают незнакомых, не выслеживают, не доносят… Хорошо, если это так, тогда им может повезти добраться до Стокгольма, это, считай, через всю Швецию, достучаться до советского посольства и найти посла–женщину по имени Александра Коллонтай. Вот это будет чудо, о котором он еще не слышал и которого не видел! Сказать ей: а знаете ли вы, дорогая тетенька Александра, кажется, Михайловна, что я ваш племянник, но у меня немного изменили фамилию, чтобы не бросалась в глаза всяким там бдительным и сверхбдительным, чтобы отвести их от вас, чтобы я не хвастался таким высоким родством и так далее. А она на это возьмет да скажет: нет у меня таких племянников, как ты, самозванец, но мне интересно, как ты здесь оказался, кто тебя прислал и с каким заданием. Может, тебя нужно арестовать и посадить в холодную, чтобы ты там немного проголодался и поумнел, чтобы не нес всякую чушь собачью…

Были еще и другие варианты, менее реальные, даже фантастические, он их перебирал, сравнивал, который лучше, который ближе к реальной жизни, но так и не остановился на чем–то одном. С этим и уснул. Но все равно проснулся рано: не давали покоя заботы, ожидавшие его, бередили душу, будоражили мысли.

Встал, сделал зарядку. В доме слышалось движение: младшие ребята собирались в школу, суетились, завтракали, искали свои вещи. Хозяйка уже, видимо, подоила коров, готовила завтрак. Хозяин вывел прогуляться коня серой, седой масти, а не того небольшого каштанчика, на котором они ехали из лагеря. Конь этот был просто как литой, по всем своим показателям годился под седло, но, видно, приучен был и к саням зимой, а когда нет снега — то и к телеге, возможно, даже и плуг тягать приходилось. Во всяком случае, конь был такой, что Колотай невольно залюбовался им: крутая лебединая шея, тонкие, словно точеные, передние ноги, мощная грудь, подтянутый живот, крутой гладкий круп, короткий обрезанный хвост — типичный верховой конь. Он перебирал ногами, словно просил поводья, фыркал, из ноздрей клубами шел пар, на лету опадая тонким инеем на большом морозе.

Конь, да еще вот такой — не самое ли красивое, благородное творение природы? А подумав — так человек, вроде, на первом месте. Особенно, если он настоящий человек, если вершит чистые дела.