Фирменный поезд Фомич

– Это ничего, – сказал Федор. – Это пустяки. Возьмите вот, будет желание – прочтете. Тут немного. Совсем немного.

– Спасибо, Федор, – сказал я. – Я обязательно прочту.

– А вот в конец списка! – с угрозой сказал Валерий Михайлович. – К самому закрытию! Когда уже ничего и не останется!

– Да ведь мне это ни к чему, – отозвался Федор, повернулся и пошел в свое купе.

– Я не хочу иметь с вами дела, – сказал Степан Матвеевич и сел на свое место, отвернувшись к окну.

– Пойду подышу. – И Иван двинулся в конец коридора.

– И я, пожалуй, – сказал я.

– Так вас на какую очередь записать, Артюша? – спросил Валерий Михайлович. – Хотите на третью?

– Ничего я не хочу, – ответил я.

– Очень и очень напрасно. В вашем теперешнем положении я бы не стал пренебрегать хорошими возможностями.

– Да о чем вы тут все время? – спросил я. – Чем это вас так взвинтил чемодан?

– Я боюсь, – сказала Тося.

– Не бойтесь, – попросил я. Я бы сказал ей и еще что-то, но вот только не знал, нужно ли ей это. Я имел в виду Ивана. Вот уж с тем-то ей бы никогда не стало страшно.

– А чемодан сдадим в Марграде, – пообещал я.

– Нет уж! – взвился Семен. – Личная, так сказать, соб…

– Чемодан мы никому не отдадим, – просто сказал Валерий Михайлович. – И точка. Да вы и сами не захотите, когда узнаете.

20

– Что же это? – спросил я, хотя мне надо было идти, но не хотелось оставлять двух испуганных женщин. Да что мне, собственно, до них? Одна со своим мужем, другая тоже себя в обиду не даст. Да и Степан Матвеевич сидит, хоть отвернулся, хоть и бьется наверняка над своими надуманными проблемами, а все равно потихонечку бдит, чтобы не смели эти два типа хамить женщинам или еще кому.

– Снизойдите до того, чтобы нагнуться. Оно, впрочем, и необязательно нагибаться. Но все же. Хотя можно обратить внимание и издали. Ну и что вы перед собой видите?

Я невольно нагнулся. Макет Марградского универмага был сделан удивительно точно, потрясающе точно. Я даже заметил стекло, треснувшее и скрепленное деревянной накладкой.

– Приглядитесь, приглядитесь, может, что и увидите, – сказал Валерий Михайлович.

– Да, действительно. Эту деревянную накладку я помню. Не далее как десять дней назад ее видел.

– Да только ли в накладке дело? Неверие-то свое, неверие откиньте. Вы ведь заранее уверены, что этого не может быть.

– Чего? – спросил я и тут же увидел, остолбенел, молнией пронеслось: да как же я раньше-то этого не заметил? Ведь в глаза, в глаза бросается.

– Ну что? – спросил Валерий Михайлович.

Ответить я ему ничего не смог, потому что в нем, в этом макете (через стекло все было отчетливо видно), ходили люди, маленькие, не больше мизинца, что-то говорили, покупали, смотрели, требовали, просто стояли, ждали. Это были самые настоящие люди, только уменьшенные в размерах. Так вот в чем дело! Никакой это был не макет! Это было что-то другое. Но что, я все еще не знал.

Наверное, какое-то восклицание вырвалось у меня, потому что вдруг рядом с моим лицом оказались лица Тоси и Зинаиды Павловны.

– Милочка ты моя! – только и сказала Зинаида Павловна.

А Тося ничего не сказала, даже свое вечное «ах, как это интересно!».

– Понимаете теперь? – спросил Валерий Михайлович.

– Ничего не понимаю, – ответил я. – Невозможная вещь!

– Ха-ха! Очень даже возможная. Я об этом универмаге давно слышал, да все не особенно верил. А вот теперь как увидел, так и подумал, что эту игрушечку нельзя из рук выпускать.

– Я первый, – робко напомнил Семен.

– Извольте, извольте. Вы первый и есть. Я второй. Зинаида Павловна, как женщине вам говорю, хотите быть третьей?

– Ах, оставьте меня! Ни третьей, ни сто третьей не хочу быть. Да и детей надо идти посмотреть. Жарко-то как для детей. Ведь мучаются, бедняжки. И вентиляция, как назло, не работает. Пропустите, милочка.

Это относилось к Тосе, которая как-то непонятно, неестественно посторонилась. Зинаида Павловна пошла по коридору.

– Дура! – убежденно сказал Семен.

– Семка, – тихо прошептала Тося, но от этого шепота даже у меня мороз по спине прошел. А вот Семен сейчас, видно, был защищен какой-то непробиваемой броней. Он и на жену-то свою никакого внимания не обращал. Словно не до нее ему сейчас было.

– Степан Матвеевич, – тихо позвал я, – посмотрите, что здесь.

Степан Матвеевич очнулся. Значит, он опять весь уходил в свои гипотезы и планы спасения поезда, которому, кстати, пока ничего и не угрожало. В этом я сейчас был уверен.

– Вот вы про бабусю… – начал он.

– Да вы посмотрите, посмотрите сначала, – поторопил я его, но тихим голосом, потому что мне не хотелось привлекать внимание пассажиров к нашему купе.

– Бабуся ведь неспроста… – продолжил он, но все же приподнялся, шагнул вперед и нагнулся, как только что я.

Я ожидал испуга, удивления, хоть какого-то восклицания, хоть какого-то проявления взвинченных чувств. Но ничего такого со Степаном Матвеевичем не произошло. Он выпрямился и сказал мне:

– Я уже начал об этом догадываться.

– О чем? Об этом магазине?

– Да, и о нем тоже…

– Не понимаю, Степан Матвеевич.

– Сам пока не все понимаю. Тут думать надо. Тут разгадка где-то близко.